Бахтин как философ. Поступок, диалог, карнавал

В частности, вплоть до XX в. не подвергалась сомнению единственность, всеобщность – если не объективность, то трансцен-дентальность пространства и времени. Для Канта пространство и время – это априорные формы чувственного созерцания, гносеологические инварианты, конкретной реализацией которых в наличном познавательном акте Кант просто не интересуется. Отличие Канта от Ньютона, для которого пространство – это пустое вместилище тел, а время – абстрактная последовательность мгновений, в принципе отчуждаемая от природных процессов, состоит в том, что Кант связал пространство и время с познающим умом, определил их через акт познания. Для Ньютона пространство и время объективны, для Канта они – трансцендентальные категории, хотя и априорные, но актуализирующиеся лишь в сфере опыта. Кант совершил переворот в пространственно-временны́х представлениях; вторая революция в связи с ними была совершена А. Эйнштейном в начале XX в. Если Кант заключил пространство и время в границы общечеловеческого опыта, то Эйнштейн соединил их с конкретным, осуществляющимся в данной точке бытия, актом познания. Во взгляде на пространство и время Эйнштейн произвел то же самое, что Кьеркегор в философии вообще – абсолютизировал право конкретного опыта, конкретного наблюдателя. Именно в признании за верховную ценность конкретной бытийственной точки – мировоззренческая близость к Эйнштейну и Бахтина: недаром ключевая категория Эйнштейна «время-пространство» стала рабочей бахтинской формулой («Формы времени и хронотопа в романе»). Раскрытию этого положения я и посвящу данное небольшое исследование.

Прежде всего сделаю некоторые уточнения. Во-первых: в связи с Бахтиным, на мой взгляд, уместно говорить лишь о специальной теории относительности, сформулированной Эйнштейном в 1905 г. Во-вторых, из всего многообразия ее содержания для настоящей задачи следует выделить два положения. Это связь между собою пространства и времени в единое «время-пространство» или хронотоп, и зависимость пространственно-временны́х параметров движущегося тела от системы отсчета, иначе говоря – от состояния конкретного наблюдателя. Основное философское следствие специальной теории относительности – это отмена абсолютных времени и пространства. Время течет по-разному в различных системах отсчета, говоря иначе – для разных наблюдателей. Поэтому лишается реального смысла понятие одновременности: события, представляющиеся одновременными одному наблюдателю, видятся происходящими в разные моменты тому, кто находится в иной системе отсчета (если она движется относительно первой). При этом утрачивает физическое значение пространство, не зависящее от времени: «мгновенная» фотография Вселенной, образ чистого пространства как такового лишены реальности потому, что бессмысленно – при отсутствии абсолютного времени – говорить о едином временном моменте. Пространственно-временные координаты новой физики не распадаются, как в классической механике, на не зависящие друг от друга трехмерную (пространство) и одномерную (время) системы. Точка в новой картине мира по-прежнему имеет четыре измерения, но ее координаты в принципе не те, что в ньютоновской физике. Вместо трех пространственных и одной временной координат точка обладает четырьмя пространственно-временными координатами в гипотетическом псевдоевклидовом пространстве Миньковского. Именно эту – хронотопическую, в основе своей чисто математическую модель мира и взял на вооружение Бахтин, остроумнейшим образом приложив ее к теории романа.

Итак, зримый образ мира оказывается различным для разных наблюдателей; в представлениях Эйнштейна картина Вселенной релятивизирована и целиком определяется позицией наблюдателя. Замечу здесь, что близкое этому представление имеется и в другой физической теории, определившей мировйдение человека XX в., – а именно в квантовой механике. В условия квантовомеханического эксперимента с необходимостью входит наблюдатель, так что предмет исследования не является объектом в классическом смысле слова – в себе сущей реальностью, но определяется в своих характернейших чертах субъектом наблюдения. Релятивизм, признание правды за каждой из множества точек зрения, отказ от единства истины, быть может, выразительнее всего определяют духовный строй XX в.