Бал безумцев

– Нет-нет, это очень хорошо, я как раз хотела поговорить с вами наедине.

– Со мной? – Теофиль тоже оглядывается и понижает голос: – Если речь о книге, которую я вам принес, умоляю, ни слова о ней…

– Речь не о книге. Мне нужна ваша помощь.

Сестра-распорядительница подступает к Теофилю ближе и тоже переходит на шепот. В конце коридора в дверном проеме видна часть обстановки гостиной, где царит тишина, но обеденный стол и сидящие за ним люди не попадают в поле зрения.

– Ваша сестра должна покинуть Сальпетриер.

– Что с ней? Это серьезно?

– Она совершенно здорова. Ваша сестра не безумна, однако врачи не желают ее отпускать.

– Но если она не безумна…

– Те, кто попадает в Сальпетриер, крайне редко оттуда выходят.

Теофиль снова встревоженно оглядывается, смотрит в конец коридора, желая удостовериться, что их никто не слышит, и нервно проводит рукой по волосам.

– Не понимаю, как я могу вам пригодиться. Я не опекун Эжени. Только наш отец вправе забрать ее оттуда.

– Но он этого не сделает?

– Нет. Никогда.

– Завтра вечером в больнице будет средопостный бал. Я внесла вас в список приглашенных под фамилией Клерен – изменила ее на всякий случай, чтобы не вызывать ассоциаций с умали… с пациенткой.

– Завтра?..

– Вы встретитесь на балу. Там будет шумно, так что вы сумеете незаметно ускользнуть. Я выведу вас обоих из больницы.

– Но я… я не смогу привезти ее сюда.

– До завтрашнего вечера у вас еще много времени – придумайте что-нибудь. В какой-нибудь каморке под самой крышей ей все равно будет лучше, чем там, где она сейчас находится.

С порога гостиной доносится голос, и Женевьева с молодым человеком одновременно вздрагивают.

– Месье Теофиль, все в порядке?

В дверном проеме стоит слуга. Теофиль машет ему дрожащей рукой:

– Да-да, Луи, мадам уже уходит.

Слуга, на мгновение задержав на нем взгляд, исчезает в гостиной.

Теофиль принимается беспокойно расхаживать по коридору туда-обратно, ероша волосы.

– Все это так неожиданно… Я не знаю, что вам сказать.

– Вы хотите, чтобы ваша сестра была свободна?

– Да… Да, конечно.

– Тогда доверьтесь мне.

Теофиль наконец останавливается и смотрит на Женевьеву. Перед ним как будто совсем другая женщина, не та, какой он запомнил ее в прошлую встречу, когда передавал книгу. Внешне она не изменилась, нет, но выражение лица и поведение совсем иные: тогда сестра-распорядительница вгоняла его в робость, теперь всем своим видом располагает к доверию. Он подходит ближе:

– Почему вы помогаете моей сестре?

– Потому что она помогла мне.

Теофилю кажется, что этим ответом сестра-распорядительница и так сказала больше, чем могла себе позволить, но у него есть вопросы, которые мучают его уже две недели, и только эта женщина способна их разрешить. Он открывает рот, однако не может произнести ни слова – ответы заведомо его пугают.

Женевьева, словно догадавшись о его колебаниях, прерывает молчание первой:

– Ваша сестра не безумна. Она способна помогать другим людям, но для этого ей нужно выйти на свободу. – Из гостиной доносится звон посуды, и женщина хватает молодого человека за предплечье: – Завтра, в шесть часов вечера. Другого случая у вас не будет.

Отпустив его руку, Женевьева поспешно выходит из квартиры. Дверь за ней остается приоткрытой, и Теофиль видит, как гостья спускается по лестнице, стремительно и бесшумно. Он прикладывает руку к груди – под ладонью всполошенно колотится сердце.

* * *

Тереза просыпается, но тяжелые веки не сразу открываются в полумраке дортуара. Уже настал вечер. В помещении горят масляные лампы, движутся женские силуэты. Знакомое радостное волнение в умах и жестах – оно возвращается в Сальпетриер каждый год накануне средопостного бала, и мало кому удается заснуть в эту ночь. Все пребывают в ажитации, то и дело раздаются нервный смех и возгласы.

Тереза пытается сесть на койке – опирается руками на матрас, чтобы подняться, но запястья мгновенно пронзает боль. Она замирает, кусая губы, чтобы сдержать крик – ее будто полоснули ножом, – а потом приходит понимание, как вспышка, от которой плывет перед глазами. Надо же, забыла…

С тех пор как Тереза оказалась в Сальпетриер, ее два-три раза в месяц мучили кошмарные сны. Бывшая проститутка вскакивала посреди ночи с криком, звала на помощь – и такая же паника охватывала остальных умалишенных, спавших в дортуаре. Утром Тереза ничего не помнила. За исключением этого, в поведении самой давней обитательницы отделения истеричек никаких отклонений не было.