Бал жертв

Наконец привели Каракасса. Жан Бернен закусил губы, увидев, с какой гримасой Курций сел в седло.

— Не надо ли пехотинцев пустить скорым шагом, а всадников рысью? — спросил Жан Бернен.

— Нет, нет! — сказал испуганный Курций. — К чему утомлять этих добрых людей?

Жан Бернен, прекрасно знавший лес, повел свой отряд дальней дорогой под предлогом, что лесом можно выиграть значительное время, но как только ступили ногою в лес, человек с желтыми волосами исчез. До сих пор он шел шагом, медленно, приноравливаясь к шагам национальной милиции, но когда нырнул в кусты, то побежал по направлению к Солэю, перепрыгивая через вереск своими длинными ногами. Курций и его маленькая труппа продолжали путь с величественной медлительностью, приличествующей героям, которые не торопятся победить.

Было за полдень, когда приметили наконец замок в конце лесной аллеи. Работник с фермы рубил дрова на опушке. Курций узнал его и закричал ему:

— Жак, что случилось в замке?

— Ничего особенного, — отвечал дровосек.

Когда Курций проехал, крестьянин сделал знак Жану Бернену, знак странный: он ударил себя по лбу указательным пальцем. Жан Бернен повторил этот знак, смотря на бригадира. Солдаты начали шептаться. Два пахаря спокойно работали в поле. Курций прямо подъехал к ним и стал расспрашивать:

— Мы ничего не знаем, — отвечали они, — кроме того, что генерал в Оксерре.

— С каких пор?

— Со вчерашнего дня.

— Это странно! — пробормотал Курций, продолжая дорогу. — Я поклялся бы, что роялисты осадили замок.

Когда Курций проехал, пахари посмотрели на Жана Бернена и бригадира и повторили знак дровосека. Этот знак выражал: он немножко помешался.

Наконец приехали в замок. Там царила величественная тишина. Слуга чистил лошадь у дверей. Брюле, сидя на скамье, курил трубку. Брюле был спокоен, как фламандский бургомистр.

— А! Вот и ты! — закричал Курций, соскочив с лошади и побдегая к Брюле. — Вот и ты, мой защитник, мой друг…

Брюле пожал плечами.

— Разбойники тебя не убили?

— Какие разбойники?

— Те, которые увезли меня.

Бригадир сошел с лошади. Жан Бернен и солдаты составили круг вокруг Курция. Он говорил:

— Замок должны были атаковать.

— Когда?

— Прошлую ночь.

— У меня, однако, сон легкий, — сказал Брюле, — а я ничего не слыхал.

Бригадир и Бернен переглянулись. Мишлен показался в окне и повторил знак дровосека и пахарей.

— Но надо узнать правду, — вскричал Курций.

— Какую правду? — спросил Брюле.

— Где генерал?

— Вы знаете, что он в Оксерре.

— С которых пор?

— Со вчерашнего утра. Он поехал вступить в начальство.

— Но, стало быть, он уехал после меня?

— Право, я не знаю, — с нетерпением сказал Брюле, — хотя вас караулили…

— Караулили…

— Заперли…

— Меня заперли?

— А вы все-таки убежали.

— Что такое?

Но Брюле не захотел отвечать Курцию и обратился к Бернену.

— Вы жертва мистификации, — сказал он.

— Как это? — спросил бригадир.

— Я бьюсь об заклад, что этот человек разбудил вас прошлую ночь?

— Это правда.

— И сказал вам, что он чрезвычайный комиссар?

— Разумеется, — сказал Курций.

— Потом, — продолжал Брюле, — он прибавил, что генерала Солероля собираются убить.

— Да.

— Вас обманул сумасшедший.

Курций вскрикнул.

— Этот человек, — продолжал Брюле, — бывший камирдинер генерала, он помешался и воображает, будто он послан Директорией.

Курций при этом ужасном обвинении почувствовал себя уничтоженным и начал дико озираться вокруг.

LX

Чтобы объяснить последующие сцены, воротимся теперь к происшествиям прошлой ночи.

Мы оставили Солероля с ногой, раздробленной второй пулею, на полу в столовой. Брюле бросился на него, но Лукреция его остановила, она не хотела лишать палача добычи. В ту же минуту человек или, скорее, призрак показался на пороге комнаты. Это был Виктор Бернье, с трудом вышедший из своей комнаты, когда услыхал весь этот шум. Солероль дрожал с пеной на губах.

— Изменили! Изменили! — бормотал он с бешенством.

Увидев капитана, он закричал ему:

— Ко мне, Бернье! Ко мне!.. Ты не роялист!

— А! Вы признаетесь в этом! — с иронической улыбкой сказал капитан.

— Да, я скажу, что ты добрый гражданин, я сделаю тебя полковником… Но освободи меня от этих негодяев!

Брюле пожал плечами, но Бернье отвечал спокойно:

— Все, что я могу сделать, это не допустить этого человека убить вас.

Он указал на Брюле.

— Не мешайтесь не в свое дело! — запальчиво сказал Брюле.

Бернье отвечал кротко:

— Я слишком слаб, чтобы приказывать, я прошу.

— Капитан, — сказала Лукреция, — этот человек наш.

— Я это знаю.

— Но если мы щадим его жизнь сегодня, мы не можем обязать к этому других.

— Каких других?

— Тех, которые придут за ним.

Бернье посмотрел на Брюле.

— Итак, — сказал он, — вы принадлежите к числу тех людей, которые сражаются против своего отечества?

— Я хочу отомстить, — сказал Брюле.

— Но я не хочу вооружаться против Республики, — продолжал капитан.

— Однако, когда здесь будут роялисты, что же сделаете вы?

— Я буду их пленником.

— И вы последуете за ними?

— Нет.

Брюле нахмурил брови, потом сказал капитану:

— Впрочем, вы правы… У каждого свой образ мыслей.

Он прибавил, как бы говоря сам с собой: