Бал жертв

— Я это знаю от Машфера, приехавшего из Парижа.

Брюле рассказал, что он знает. Пот струился по лицу Курция.

— Э-э! — сказал фермер. — Ты сам виноват…

— Что ты хочешь сказать?

— К чему тебе нужно было ждать позволение Барраса, чтобы зажечь лес?

— Да, это правда.

— И если ты хочешь следовать моему совету, то можешь остаться генералом.

— Как это?

— Сожги лес поскорее. Роялисты изжарятся, и ты заслужишь от Директории похвалу.

— Ты прав! — вскричал Курций. — Я сделаю распоряжения, и в нынешнюю ночь все сгорит.

— Но не прежде, чем я подам сигнал…

— Когда же ты подашь?

— Как только дело Солероля будет кончено.

— Итак, в эту ночь?

— Я думаю.

— Ну, как только будет кончено, зажги факел наверху скалы, а мы ответим на твой сигнал.

— Надо окружить лес.

— Будь спокоен.

— Теперь, — пробормотал Брюле, — моя месть в моих руках. Графу Анри теперь от меня не уйти.

Так как Курций забыл предложить ему стакан вина, Брюле взял бутылку со стола и стал пить прямо из нее, потом щелкнул языком и сказал Курцию:

— Как жаль, что ты не можешь идти со мною!

— Для чего?

— Ты увидел бы последнюю гримасу Солероля.

После этой отвратительной шутки Брюле пожал руку Курцию и ушел. Через час Брюле пробирался через заросли к долине, на которой был расположен лагерь роялистов. Ночь была темная, но над лесом виднелся красноватый блеск. В то же время глухой, странный ропот доносился из глубины долины.

— Только бы я не опоздал! — бормотал фермер.

Он удвоил шаги. По мере того как он приближался, гул становился слышнее. Брюле дошел до подножия скал, окружавших долину, карабкаясь со скалы на скалу, дошел до возвышения, откуда мог видеть все.

Долина освещалась факелами, а посередине возвышалась гильотина, выстроенная роялистами. Ее окружали люди, вооруженные ружьями. На эшафоте стоял человек, мрачный и безмолвный, это был палач, палач безмолвный, импровизированный молодой роялист, отца, сестер, мать которого гильотинировали. Недоставало лишь одного осужденного. Брюле вскарабкался на дерево, чтобы лучше видеть. Толпа, окружавшая эшафот, была угрюма и безмолвна. При свете факелов все эти головы заволновались, как волны морские, потом толпа расступилась и пропустила осужденного. Брюле услыхал вой — это кричал Солероль, вырывавшийся из рук двух сильных мужчин, тащивших его. Молния свирепой радости сверкнула в глазах Брюле, когда он увидел, как Солероля втащили на эшафот. Солероль все ревел и не хотел идти.

— А! Ты хотел меня обесславить! — пробормотал свирепый крестьянин.

Жадные глаза его следовали за всеми отвратительными фазами этого отвратительного зрелища. Он увидел, как палач положил голову Солероля на доску и связал ему руки. Вой осужденного ласкал слух фермера мелодичнее самой нежной музыки. Брюле наслаждался мщением. Вдруг пламя факелов полыхнуло на гладкой и блестящей поверхности, словно молния блеснула. Вой Солероля затих, и Брюле услыхал рокот толпы, только что смотревшей, как пала голова. Все было кончено для бригадного начальника Солероля, все, кроме правосудия Бога.

LXX

Брюле оставил свой наблюдательный пост, он спустился с дерева и ушел, все удаляясь в скалистую и гористую часть леса. Когда он дошел до вершины небольшого холма, он остановился: с этого места он примечал вдали, в долине, на рубеже леса, разведенные огни. Это были сигналы, условленные между ним и Курцием.

— А-а! — сказал он. — Вот и настала минута.

Он собрал горсть сухих листьев и трав и сделал нечто вроде снопа. В этом месте лежала куча вязанок. Брюле вынул из кармана огниво, зажег сноп и подложил под вязанки. В эту минуту поднялся ночной ветер, ветер восточный, который так раздувает пожар. Пламя переметнулось от снопа к вязанкам, и скоро на холме блеснул свет. Без сомнения, свет этот приметил Курций, потому что огни, мелькавшие вдали, как будто умножились и переменили место. Брюле мог не сомневаться, что это были солдаты, вооруженные факелами и поджигавшие лес.

— Теперь, мои добрые друзья-роялисты, — бормотал свирепый фермер, — кажется, я уже не нужен вам, и мне пора уйти, если я не хочу изжариться вместе с вами.

С этими словами фермер побежал по тропинке, спускавшейся с холма. Вдруг он остановился, дрожа и прислушиваясь: он услыхал шаги позади себя. Но шум тотчас прекратился, когда остановился он.

«Это ветер гонит листья», — подумал Брюле.

Он опять бросился бежать, и снова послышался тот же шум. Тогда Брюле испугался.

— Кто там? — спросил он задыхающимся голосом.

В то же время он взвел курок своего ружья. Никто не отвечал. Две сильные руки схватили его сзади. Брюле вскрикнул и старался выстрелить из ружья, но его вырвали у него из рук.

— Злодей! — сказал чей-то голос. — Я уже давно раскусил тебя… И когда я говорил, что тебя надо остерегаться, мне не хотели верить.

— Жакомэ! — прошептал Брюле, испугавшись.

Но дровосек уже опрокинул его на землю и стал коленом на его грудь.

— Ах, разбойник! — повторил он. — Ты хочешь всех нас изжарить… Ну так пожар начнется с тебя.