Бал жертв

— Господа, я знаю, что между вами есть люди, которые были осуждены заочно и которые, если попадутся в руки полиции, будут отправлены на эшафот. Но если Французская республика не может всегда прощать, то по крайней мере она может закрывать глаза. У меня будут готовы паспорта для тех, которые захотят оставить Францию.

Ответом ему была тишина.

* * *

Через несколько минут гражданин Баррас выходил с завязанными глазами из залы Бала жертв и снял свою повязку только у Шарантонской заставы. Через час он приехал в Гробуа.

Уже рассветало, но праздник директора продолжался. Исчезновение хозяина дома приметили, но имя Марион переходило из уст в уста, и женщины завидовали Марион, а мужчины — гражданину Баррасу.

Только одна особа оставалась озабочена и растревожена, но она молчала и никому не поверяла своей озабоченности и своего беспокойства. Эту особу Баррас встретил первой, возвращаясь через сад, в крытой и темной аллее.

— Поль! — сказала она, подбегая к нему.

Баррас вздрогнул и удвоил шаги.

— А! Это вы, Ланж? — сказал он.

— Это я, — отвечала молодая женщина (а женщина эта была молодая да еще и хорошенькая), — я ищу вас везде со вчерашнего вечера.

Она схватила его за руку и увлекла в луч света, отбрасываемый венецианским фонарем, висевшим на дереве. Баррас засунул большой палец правой руки за жилет и принял победоносный вид.

— Вы ведь знаете, красавица моя, — сказал он, — что мы теперь не более чем просто добрые друзья?

— Ну и что же?

— Что мы взаимно возвратили друг другу полную свободу… с известного дня.

— Так, и что же дальше? — спросила мадемуазель Ланж.

Это была прелестная, грациозная актриса из театра Республики, мадемуазель Ланж, любимая воспитанница мольеровского дома.

— Я вздумал воспользоваться моей свободой, моя обожаемая, — сказал Баррас, приняв развязный вид.

— А!

— Пока вы здесь танцевали…

— Вы отправились забавляться в другое место?

— Именно.

— Вы увезли с собой цветочницу Марион?

— Может быть… Признайтесь, она ведь очаровательна? Почти так же, как и вы…

Директор-волокита обнял мадемуазель Ланж и поцеловал ее, но молодая женщина вырвалась и осталась печальна и серьезна.

— Мой бедный Поль, — сказала она, — ваша одежда в беспорядке, ваши волосы растрепаны, и вы бледны, как привидение.

— В самом деле? — спросил Баррас, вздрогнув.

— Я не спорю, что вы уехали из Гробуа с Марион, но…

Ланж взглянула на Барраса — тот потупил взгляд. Она переспросила:

— Разве не вы увезли Марион?..

— Вот еще!

— А, так это она вас увезла?

— А! Вот это уже смешно!

Баррас попытался рассмеяться. Ланж положила свою маленькую белую ручку на руку смущенного директора.

— Я знаю многое, — сказала она.

— Что же вы знаете?

— Вы получили вчера утром письмо.

— Да.

— В этом письме вас предупреждали, что вас хотят убить.

— Да.

— Это письмо написала я.

— Вы?!

— Да, я. Вы, наверное, подвергались опасности в эту ночь.

Баррас промолчал.

— Я не спрашиваю вас, — продолжала Ланж, — как вы спаслись… Для меня это все равно, если вы здесь… Только послушайтесь меня и будьте осторожны… Прощайте!

— Как! — сказал Баррас. — Вы меня покидаете?

— Я уезжаю.

— Вы уезжаете из Гробуа?

— Да, друг мой. Сейчас пять часов утра. У меня репетиция в двенадцать, а вечером — спектакль. Прощайте… или, лучше, дайте мне руку, мы пойдем по этой аллее, которая ведет к калитке, и вы проводите меня до кареты.

Баррас повиновался. Через несколько минут он сам отворил дверцу и посадил в карету Ланж. В карете сидела толстая женщина лет сорока, которая заворчала от удовольствия, увидев свою госпожу.

— А! Так с вами была Жаннетта, это милое создание? — воскликнул Баррас, затворив дверцу и просовывая голову в окно.

— Я не оставляю свою госпожу, — сказала Жаннетта.

— Никогда? — улыбнулся Баррас.

— О, чрезвычайно редко!

— Она отлично охраняет меня, — сказала Ланж, смеясь.

— В самом деле?

— Все обожатели приближаются ко мне с почтением.

— Любовь — глупость, — возразила Жаннетта, — на нее не купишь серебра, замка и годовых доходов.

— Добрая Жаннета! — сказал Баррас, смеясь. — Ее никогда не обвинишь в ненаходчивости. До свидания, моя красавица!

Баррас наклонился и сделал знак кучеру, тот хлопнул бичом, карета тронулась.

— Сударыня… Сударыня… — с живостью сказала Жаннетта. — Ах, если бы вы знали!

— Что такое? — спросила Ланж.

— Он был здесь.

— Кто?

— Машфер.

— Знаю, — холодно сказала Ланж.

— А вы видели его?

— Да.

— Он с вами говорил?

— Нет.

Жаннетта перевела дух.

— Слава богу! — сказала она.

— Что ж, если бы он и говорил со мной? — сказала Ланж. — Если бы он приехал в Гробуа нарочно для меня…

— Ах, сударыня!..

— Разве это не друг мой?

— Друг… Без гроша за душой… Изгнанник, которого разыскивает полиция…

Ланж пожала плечами.

— Вот увидите, в одно прекрасное утро, — продолжала Жаннетта, воодушевляясь, — полиция явится к вам.

— Плевать мне на полицию!

— Ваши бумаги захватят.

— Я прежде их сожгу.

— Вы будете арестованы… посажены в тюрьму, конфискуют ваш отель, ваше белье, ваши процентные бумаги, и все это из-за аристократишки… из-за этого бродяги.

Ланж перебила Жаннетту:

— Я тебе запрещаю говорить мне о Машфере.

— По крайней мере, вы не будете его принимать?