Бал жертв

— Что же, — сказал он, — если бы меня приняли за сумасшедшего, я все-таки буду иметь мужество выказать свое мнение. Я не верю в организованные поджоги. Я допускаю отдельные случаи, частное мщение. У крестьян первая месть — поджечь дом своего врага. Но я не верю, чтобы были шайки поджигателей, организованные, с хитрыми главарями. Притом какая была бы у них цель?.. Конечно, грабеж, но что еще…

Виктор Бернье сказал, колеблясь:

— Я не знаю, должен ли я говорить тебе все это. Ты пламенный роялист, ты не любишь нынешнее правительство, и я это понимаю очень хорошо. Отец твой умер на эшафоте, и падение прежнего режима разорило его…

— Оставим это, — резко сказал граф Анри.

— Политика не чужда пожарам, — продолжал капитан Виктор Бернье. — Кто-то хочет, чтоб Франции надоело нынешнее правление. Поджигатели на жалованье… У кого? До сих пор это тайна.

Граф Анри сделал жест негодования.

— Успокойся, — сказал капитан, смеясь, — я подозреваю не тебя.

Пока они говорили таким образом, свет мелькнул из-за деревьев.

— Это уже ферма, на которую мы идем? — спросил капитан.

— Нет, — отвечал Жакомэ, обернувшись, — это замок бригадного начальника Солероля.

Граф Анри вздрогнул, но не сказал ни слова.

— Как, — сказал капитан, — бригадный начальник живет здесь?

— Вот замок Солэй, который он купил в прошлом году.

— Он, кажется, здешний?

— Да, — презрительно сказал граф Анри, — это сын куланжского нотариуса.

— Он, кажется, женат?

Граф Анри не мог скрыть свое волнение.

— Да, он женат, — отвечал он.

— На ком?

— На мадемуазель де Берто де Солэй. Это революция устроила этот брак, но не без труда, — отвечал Жакомэ.

— Каким же это образом?

— Бригадный начальник немолод, некрасив и, говорят, ужасно груб…

— Я это знаю, — сказал капитан Виктор Бернье, — я служил под его начальством.

— Надо думать, — продолжал Жакомэ, — что он был не по вкусу мадемуазель Жанне, потому что она долго не соглашалась…

— Но наконец согласилась?

Пока Жакомэ говорил, граф Анри хранил угрюмое молчание, прерываемое иногда нетерпеливым движением, на которое капитан не обращал внимания. Но Жакомэ, сделавшись болтливым, продолжал:

— Говорят — по крайней мере так толкует прислуга в замке, — что генеральша несчастлива. Генерал ужасно ревнив. Ни один молодой человек не решится показаться в парке ночью — генерал убьет его…

— Это именно тот полковник, которого я знал, — прошептал капитан Бернье.

— А потом убьет свою жену, — прибавил Жакомэ.

Капитан обернулся к своему другу.

— Хороша собой жена бригадного начальника? — спросил он.

— Не знаю, — резко отвечал граф Анри.

— Как! Ты не знаешь? Разве ты никогда ее не видел?

— Я знал ее ребенком. Но отец ее, умерший два года назад, всегда глубоко ненавидел моего отца, а так как эта ненависть распространилась и на меня, мы никогда не бывали друг у друга.

Жакомэ принялся свистеть охотничью арию, и опять молчание водворилось между графом и его другом. Сметая снег, поднялся северный ветер.

— Какая у вас смешная мысль, месье Анри, — продолжал Жакомэ, — идти сегодня к Брюле!

— Я хочу взять моего волка.

— Послали бы за ним завтра вашего фермера.

Молодой человек пожал плечами и не отвечал. Свет, мелькавший сквозь деревья, исчез, и три спутника оставили позади себя замок Солэй.

— Теперь я, кажется, уже вам не нужен, месье Анри, — сказал Жакомэ, — во-первых, дорога теперь прямая, а во-вторых, случай послал вам проводника.

Жакомэ протянул руку и указал на темный силуэт, двигавшийся по снегу.

II

Зоркий взгляд графа Анри скоро узнал мальчика, который нес вязанку хвороста на плечах.

— Эй! Заяц! — закричал Жакомэ.

Мальчик остановился и отвечал с дерзким видом:

— Что тебе нужно?

— Подожди. Вот месье Анри де Верньер и его друг имеют надобность до тебя.

— А на стаканчик дадут? — спросил мальчик с бесстыдством.

— Я дам тебе тридцать су, — сказал граф Анри.

Мальчик остановился и бросил свою вязанку на землю, но вместо того, чтобы подойти к Жакомэ и к молодым людям, он остался на одном месте, не снимая своей шапки из лисьей шкуры.

— Это Заяц, сын Брюле, — с презрением сказал Жакомэ. — Ему не будет труда проводить вас, это ему по дороге.

Заяц услыхал и отвечал насмешливым тоном:

— Почем вы знаете, к себе ли я иду?.. Я должен расставить капканы…

— Ах, негодяй! — сказал граф Анри. — Ты осмеливаешься признаваться, что ты расставляешь капканы?

— А что ж такое? Разве дичь не всем принадлежит?

— Нет, а только тем, кто ее кормит.

— Отец мой — фермер.

— Но право охоты принадлежит владельцу, — заметил капитан.

Мальчик искоса на него посмотрел.

— А вам какое дело? — сказал он. — Да это офицер… должно быть, жандарм…

И мальчик расхохотался самым неприличным образом, между тем как капитан остолбенел от подобной дерзости.

— Ах, сударь, вы еще ничего не видели, — сказал Жакомэ, — этого мальчугана от земли не видно, а он зол, как три якобинца вместе. Ему нет еще и пятнадцати, а он не испугается целого полка.

— Эй, старик, — перебил Заяц, — скажи мне, когда ты кончишь хвалить меня…

— Он вор, лгун, браконьер и вообще дурной сын… Он бьет свою мать.