Бал жертв

— Старуха мне надоедает, — сказал мальчик, — она не дает мне денег. К счастью, старик помягче.

Изумленный капитан шепнул на ухо своему другу:

— Откуда взялся этот пострел?

— Это сын Брюле, — отвечал Жакомэ, — добрейшего человека в здешнем краю, как говорит месье Анри, — прибавил дровосек с усмешкой.

Мальчик украдкой бросил свирепый взгляд на Жакомэ.

— Ну, решайся: хочешь проводить этих господ?

— Если месье Анри обещает мне тридцать су.

— Получишь, мы идем к тебе. Прощай, Жакомэ, до свидания.

Дровосек подошел к молодому человеку и шепнул:

— Месье Анри, ей-богу, вы напрасно пойдете в Солэй нынешней ночью…

— Молчи.

— Начальник бригады воротился, — шептал Жакомэ, — долго ли случиться несчастью…

— Господь хранит любящих, — тихо отвечал граф Анри.

Он догнал капитана, который сделал несколько шагов вперед, между тем как Жакомэ задумчиво возвращался назад.

Несколько слов, вырвавшихся у сына Брюле, обрисовывают его нравственно. Этот мальчик не верил ничему и отличался непомерной дерзостью; это был пятнадцатилетний злодей. Физически он был мал, дурно сложен, хром, горбат, с лицом, испорченным оспою, с маленькими глазками, из которых один был желтый, другой черный. Его прозвали Заяц по причине чрезвычайной худобы его. А известно, что в некоторые времена года заяц бывает очень худ. Желтые волосы, щетинистые, как у негра, покрывали низкий лоб и скрывали его хитрый взгляд. В школе, куда его посылали года два назад, Заяц выколол глаз одному из своих товарищей, воткнул перочинный нож в ногу учителя и поджег дом в один вечер. Брюле, пользовавшийся превосходной репутацией, замял это неприятное дело деньгами, то есть мешком пшеницы и двумя мешками картофеля. Воротившись на ферму, Заяц, получивший нагоняй от отца, все-таки опять принялся за свои милые шалости. Однажды, когда бросали на пшеницу купорос для предохранения от мышей, Заяц сказал молодой и хорошенькой служанке на ферме:

— Отчего у тебя кожа тонкая, как масло, ведь ты служанка, а я рябой, хотя твой господин, — и бросил ей в лицо купорос.

Бедная девушка, страшно обезображенная, пошла жаловаться своему отцу, который был бедным поденщиком. По милости трех мешков картофеля Брюле уладил и это дело. Однажды жандармский бригадир отвел фермера в сторону и сказал:

— Вы должны обратить внимание на вашего сына, иначе он дурно кончит.

— Остепенится когда-нибудь, — отвечал Брюле.

При других фермерах был строг к сыну, но с глазу на глаз обращался с ним, как с избалованным ребенком.

У Брюле были трое детей: два сына и дочь. Старший сын, сильный крестьянин, управлял плугом, водил скот на рынок, распоряжался работниками на ферме. Его звали Сюльпис. Это был хороший парень, не ходивший в кабак, честный в делах и работящий. Второй — Заяц, которого мы знаем. Сюльпис был любимым сыном матери, доброй женщины, которая претерпела много тайных огорчений и пролила много слез. Между рождением Сюльписа и Зайца родилась дочь Лукреция. Пятнадцати лет она была самая хорошенькая девушка в окрестностях; в шестнадцать лет за нее сватался богатый фермер, которому она отказала; семнадцати лет она исчезла. Что с нею сделалось, это была тайна. Сначала думали, что она утонула; потом стали уверять, что она уехала с прекрасным незнакомцем, который провел один вечер на ферме, получив там ночлег. Говорили даже, но шепотом, что Лукреция влюбилась в соседнего владельца и, отчаявшись внушить ему любовь, оставила эти места.

Прошло уже три года с тех пор, как Лукреция исчезла… И никогда ни на ферме, ни в деревне не имели о ней известий. Отец становился свиреп, когда при нем произносили ее имя. Иногда он говорил резко:

— Надеюсь, что она умерла.

Мать молча плакала, а иногда шептала:

— Ах, если бы она воротилась! Я простила бы ей… Я приняла бы ее в свои объятия!

Добрый Сюльпис также говорил:

— Милая сестра провинилась, но разве это причина, чтоб не возвращаться? Разве она не имеет здесь своей доли? Пусть она воротится, я найду ей доброго парня, который и теперь захочет на ней жениться…

Когда Заяц слышал такие речи от своей матери и своего брата, он пожимал плечами и кричал:

— Хотел бы я посмотреть, как эта мерзавка посмеет воротиться!

* * *

Когда дровосек Жакомэ ушел, Заяц сказал графу де Верньеру:

— У вас есть дело до моего отца, что ли?

— Я хочу спросить у него о моем волке.

— Каком волке? Разве у вас есть волки? И вы отдаете их на время? Как это смешно!

— Милый мой, — холодно сказал капитан Бернье, — твое простодушное удивление доказывает мне, что тебе все известно очень хорошо. Граф де Верньер убил волка два часа назад.

— Очень может быть, — флегматично сказал мальчик.

— Волк ушел в чащу.

— И это возможно.

— Мимо проходил фермер с собакой, коровой и мулом; он поднял убитого волка, положил его на мула и увез.

— Как же! За волка в Оксерре платят пятнадцать франков.

— Этот фермер был твой отец.

— Разве вы колдун? — спросил мальчик, недоверчиво глядя на капитана.

— Очень может быть, — отвечал капитан, употребляя выражение Зайца.