Бал жертв

— Дайте мне руку, — сказала она сержанту, вводя его в темный коридор, в конце которого они нашли круглую лестницу с ветхими ступеньками, у которой вместо перил была веревка, прикрепленная к стене кольцами, вбитыми на некотором расстоянии. Они поднялись на темный этаж в полном молчании. Лукреция вынула ключ из кармана, отперла дверь и пропустила сержанта вперед. Он увидел что-то красное под ногами. Он находился возле камина, и этот красноватый блеск бросала головня. Лукреция наклонилась, взяла головню одной рукой, а свечу, стоявшую на камине, другой, потом раздула головню, от которой посыпались тысячи искр, и зажгла свечу.

— Вот моя комната, — сказала она, поставив на стол это скромное освещение.

Сержант увидел крошечную комнату, бедно меблированную, с единственным окном. На столе из белого дерева лежали принадлежности цветочницы.

— Стало быть, вы работаете? — сказал сержант.

— Работаю, но теперь давно у меня нет работы.

Она упала на стул, не в силах больше бороться с волнением. Сержант смотрел на нее и находил, что она чудо как хороша, несмотря на свою почти болезненную бледность и взгляд, сверкавший лихорадкой. Раза три она вставала и подбегала к окну.

— Вы боитесь, чтоб он не воротился? — усмехнулся Бернье.

— О, да!

— Но ведь я здесь.

Она посмотрела на кровать и на два стула, составлявшие всю мебель. Бернье понял ее замешательство.

— Я честный человек, — сказал он, — и не способен употребить во зло ваше положение. Ложитесь в постель, я проведу ночь на этом стуле, и вы можете спокойно спать, как будто брат охраняет вас.

Она все еще колебалась.

— Вы, верно, очень боитесь? — спросил сержант с улыбкой.

— Он угрожал отправить меня на гильотину, — сказала она.

— Ба!

— Если я… Вы понимаете?..

— Я понимаю, что завтра воткну ему в живот мою саблю!

Лукреция схватила Бернье за руки.

— Вы добры, — сказала она, — но я не хочу, чтобы из-за меня вы подвергали опасности свою жизнь… в то время как я могу любить вас, только как брата…

— Понимаю! — сказал печально Бернье.

Он смотрел на Лукрецию и находил ее прекрасной.

— У вас в сердце большая любовь? — спросил сержант после минутного молчания.

— Любовь безнадежная.

Голос ее изменился, когда она произнесла эти слова.

— Но какой же безумный имеет счастье быть любимым вами и так слеп, что не видит этого?

Она покачала головой.

— Это моя тайна… Не спрашивайте, — отвечала она.

Бернье увидел слезы, заблиставшие на ее ресницах.

— Простите меня, — сказал он, — я вас огорчил.

Он поцеловал ей руку. Вдруг она вскочила и подбежала к окну.

— Что с вами? — спросил с удивлением сержант.

Она обернулась и приложила палец к губам.

— Ш-ш! — сказала она. — Послушайте!

Сержант услышал вдали свист, очевидно, это был сигнал. Лукреция побледнела.

— Чего вы боитесь? Ведь я здесь, — сказал Бернье.

Она тихо пожала ему руку.

— Это он… — сказала Лукреция. — Он придет.

— Кто? Капитан? — спросил сержант.

— Нет. Он.

Лукреция произнесла эти слова странным образом, то есть больше с ужасом, чем с нежностью.

— Он придет к вам?

— Да, я слышу его шаги на улице.

— И вы боитесь?

Женщина покачала головой.

— Я за себя не боюсь, когда вы здесь.

— Так за него?

— Да.

— Я его стану защищать.

Она поблагодарила его взглядом, но продолжала качать головой.

— Вы не друг его, — сказала она, — по крайней мере вы не можете быть ему другом.

— Почему же?

— Вы служите Республике.

— Но не гильотине, и не мое ремесло арестовывать аристократов.

Лукреция вздрогнула.

— Откуда, вы знаете? — спросила она.

— Я ничего не знаю… Но полагаю, что человек, которого вы ждете, аристократ.

— Да.

— И что вы любите его…

— Нет.

Бернье встал и сделал шаг к двери.

— Останьтесь, — сказала она.

— Я вам еще нужен?

В его голосе был оттенок иронии. Но Лукреция взяла его за обе руки и нежно их пожала.

— Вы человек с благородным сердцем, — сказала она, — и я все вам расскажу.

— Говорите.

— Ко мне почти каждую ночь приходит человек… Он ничего для меня не значит — клянусь вам… Это он свистел на улице… Теперь он поднимается на лестницу… Он придет сюда, а я не хочу, чтоб вы его видели…

— Мне надо уйти?

— Нет.

— Когда так, говорите же, я буду повиноваться.

Лукреция поняла с одного взгляда, что сержанту Бернье можно всецело доверять.

— Вы дадите завязать себе глаза? — спросила она.

— Гм! Это странно!

Он снова посмотрел на нее и увидел на ее лице такое беспокойство, что тотчас прибавил:

— Ну да!

— А когда я вам завяжу глаза, согласитесь ли вы стать за эту занавеску?

Она указала на полог кровати.

— Да.

— Но не видеть, не мешать, а только слушать… — продолжала она.

— Хорошо.

— Дадите ли вы мне слово солдата, что вы никогда не откроете того, что вы услышите?

— Клянусь честью!

Он вынул из кармана носовой платок и сказал:

— Завяжите мне глаза.

XVII

Каднэ продолжал:

— Лукреция взяла платок и завязала глаза сержанту, потом, отодвинув свою кровать, чтоб оставить пустое пространство между стеною и пологом кровати, она толкнула Бернье в это импровизированное убежище. Сержант услыхал шаги, проворно поднимавшиеся по лестнице и остановившиеся у порога комнаты. В это же время три раза постучали.

— Войдите! — сказала Лукреция взволнованным голосом.