В эту минуту дверь отворилась и Мьетта высунула свою хорошенькую, еще сонную головку; она не могла удержаться от жеста удивления при виде Каднэ.
— А! Это вы, месье Каднэ, — сказала она.
— Да, дитя мое, здравствуй, как твое здоровье?
Девочка подставила свой лоб, и Каднэ поцеловал ее.
— Как давно вас не видать? — сказала она.
— Неужели?
— О! По крайней мере месяцев шесть.
— Ну вот я здесь: довольна ли ты?
— Вы больше не уйдете?
— По крайней мере, я останусь здесь несколько дней.
Мьетта посмотрела на Машфера с удивлением, исполненным недоверия.
— Не бойся этого господина, — сказал Каднэ.
— Это ваш друг?
— Надежный, как я сам.
Слова эти так успокоили хорошенькую Мьетту, что она села между молодыми людьми.
— Где мой отец?
— Ушел.
— Надолго?
Каднэ, рассказ которого прервало несвоевременное пробуждение молодой девушки, не колеблясь, солгал.
— Твой отец пошел в Рош, — сказал он, — и воротится только на рассвете.
— А теперь который час?
— Полночь.
— Ах! Как я хорошо спала, — прошептала Мьетта.
— Ступай же ляг опять, дитя, и спокойной ночи.
Мьетта встала и сделала шаг к двери комнаты.
— Вам не нужно ничего, ни вам, ни вашему другу, месье Каднэ? — спросила она. — Если вам хочется пить, я нацежу вам вина из бочонка; если вы голодны — есть кусок солонины и сыр.
— Нам не хочется ни есть, ни пить. Прощай, дитя.
Мьетта сделала еще шаг, потом глубоко вздохнула и посмотрела на Каднэ.
— Ты хочешь мне сказать что-нибудь? — спросил он с удивлением.
— Может быть… — отвечала она робко.
— Говори, я слушаю.
— Вы сказали, что можно говорить при вашем друге?
Она указала на Машфера.
— Говори, не бойся, дитя мое.
— Это о месье Анри…
— А! — сказал Каднэ, улыбаясь.
— Я знаю, что вы его друг, — продолжала Мьетта, — и, может быть, если вы подадите ему совет, он вас послушает.
— Вероятно.
— Я пробовала, он меня не слушает.
— Что же ты ему советовала?
— Не ходить в Солэй.
Оба вздрогнули.
— Почему же? — спросил Каднэ.
— Потому что бригадный начальник — очень злой человек и хочет сделать вред месье Анри.
— Ты откуда это знаешь?
— Я давно это подозревала, а вчера вечером…
— Ну что же вчера вечером?
— Если я вам скажу, вы не скажете моему отцу?
— Обещаю тебе.
— Он это знает, но сказал мне вчера сухо: «Это тебя не касается!..» Но, видите ли, я люблю месье Анри, он мой крестный…
— Только за это? — улыбаясь, спросил Каднэ.
Мьетта покраснела до ушей и потупила голову.
— Продолжай, — сказал Каднэ, — что случилось с тобою вчера?
— Надо вам сказать, что снег выпал только в следующую ночь, — продолжала Мьетта, — я и пошла в лес подбирать сухие ветви. Ночь приближалась, вязанка моя была готова, я знала, что батюшка пошел на гипсовую фабрику, и села под дерево подождать, когда он пойдет, чтоб вместе воротиться домой. Вдруг я слышу шаги, потом голоса двух человек, тихо разговаривавших. Я узнала, что это генерал, и не пошевелилась… Мне было очень страшно.
— Но ты слушала?
— Да, и слышала, что они говорили; они прошли мимо меня, они возвращались с охоты.
— О чем же они говорили?
— Один говорил: «Зачем ты позволяешь этому аристократу, графу Анри, шататься каждый вечер окола замка? Разве ты законов не знаешь и разве ты не муж своей жены? Ты можешь его убить, когда захочешь».
«Я уж думал об этом, — отвечал генерал, — и если штука, которую я намерен с ним сыграть, не удастся, я всажу ему пулю между плеч».
— А! Он так сказал? — сказал Каднэ.
— Да.
— Ты знаешь человека, с которым он разговаривал?
— Я не могла рассмотреть его лицо, была уже полночь, но генерал назвал его…
— Как?
— Сцевола. Какое смешное имя!
— Сцевола! — вскричал Каднэ с волнением.
— Да.
Каднэ взял Мьетту за руку.
— Ступай спать, дитя, — сказал он, — и будь спокойна… Этот господин и я будем беречь графа Анри.
— Вы мне это обещаете?
— Обещаю.
Мьетта воротилась в свою комнату и затворила дверь. Тогда Каднэ сказал Машферу:
— Теперь ты должен узнать все. Мне известно, что вся шайка генерала здесь и эти люди, если мы не уничтожим их сейчас, расстроят все наши планы.
— Что же ты мне расскажешь? — спросил Машфер.
— Историю Элен де Верньер, Лукреции и бригадного начальника.
— Я слушаю.
Каднэ продолжал:
— Сержант Бернье был, по словам его соратников из 23-го полка, отличным солдатом, добрым товарищем, любимцем женщин, да и выпить не дурак. Он хорошо дрался под начальством генерала Дюмурье, а когда был отозван в Парижскую армию, то есть в один из пяти регулярных полков, которые едва терпел клуб якобинцев, то вовсеуслышание заявил, что если бы ему пришлось начальствовать над отрядом, окружающим гильотину, то он зарядил бы пулей свое ружье и убил палача. С такими мнениями сержант Бернье не мог нравиться тем из своих начальников, которые выказывали преувеличенный патриотизм, но так как он был отличным сержантом, на него не донесли, и он продолжал свою службу.