Бал жертв

— Я сам не знаю, за что, но знаю, что он и отец сердятся друг на друга.

— Если ты его встретишь…

— Ш-ш… Я вам расскажу…

Мальчишка и три поджигателя разговаривали таким образом, удаляясь от фермы в лес через поле. Когда они дошли до опушки леса, Заяц остановился.

— Помните френгальский пожар?

— Что за вопрос? — сказал один поджигатель. — Я сам поджигал конюшню.

— Да, но вы убежали.

— А то как же…

— Отец мой был последний и, убегая, встретил спешившего на помощь Жакомэ.

— Он опоздал, — смеясь, сказал поджигатель.

— Но он узнал моего отца, несмотря на капюшон.

— Ты это знаешь наверняка?

— Да, и отец знает.

— Будь спокоен, Жакомэ не сможет ничего сделать, он слишком боится ружейных выстрелов.

— Ты ошибаешься, он боится не этого.

— Чего же?

— Точно не знаю… Но если он ничего не сказал до сих пор, стало быть, он имеет на то причины… Прощайте, товарищи.

— Как! Ты идешь в лес?

— Да.

— Зачем?

— Я уже вам говорил, — отвечал Заяц, перепрыгнув через ров, — я расставлю капканы косулям, если меня станут подозревать, я докажу, что был в лесу, когда ферма горела.

Каждый поджигатель пошел по другой дороге в лесу, а Заяц повернул в ту сторону, где лес был густой и частый. У него на плече было ружье. Заяц никогда не ходил без ружья.

— Я знаю, — сказал он сам себе, оставшись один, — почему Жакомэ и отец не в ладах, но им не нужно это знать… Это на счет рошской мамзели. Ах! Если бы не она и если бы Жакомэ не боялся, что отец мой расскажет все, то давно продал бы нас, негодяй!

Рассуждая таким образом сам с собою, Заяц дошел до тропинки, которая слыла местом убежища косуль, там он установил капкан, то есть согнул ветвь дерева и прикрепил ее к земле.

— А! — сказал он, закончив это занятие с неимоверной ловкостью. — Если бы я мог выбирать, то мне хотелось бы захватить не косулю. Пойду посмотреть, как ферма горит. Я люблю пожар.

Говоря таким образом, мальчик забрался на скалу, возвышавшуюся среди леса, за четверть мили от фермы. Пламя горевшей фермы освещало издали лес и равнину, а Заяц с того места, на которое он забрался, мог видеть в малейших подробностях страшное и величественное зрелище пожара. Работники и работницы бегали по полям, стараясь спасти кто мебель, кто мешки с пшеницей. Лошади, коровы, бараны метались между пылающих бревен обрушивающихся стен. Крики отчаяния доносились до Зайца по ветру. Между этими криками он узнал голос отца, который сетовал и старался спасти свои вещи.

— Шутник!.. — пробормотал Заяц. — Ах! Как это красиво! — повторил он опять.

Его ударили по плечу, и, обернувшись, он чуть не упал навзничь.

— Жакомэ! — сказал он.

— Да, это я, — отвечал дровосек, — и теперь я знаю, что хотел знать.

— Что такое?

Дровосек, оставивший Машфера и Каднэ и бросившийся через лес спасать ферму, схватил Зайца за руки и сказал:

— Ты изменил себе! Это ты и твой отец подожгли ферму.

— А тебе какое дело, старый хитрец?

— А то, что ты напрасно положил далеко свое ружье, ты в моей власти.

— А-а! Что же ты хочешь сделать со мною?

— Я хочу отвезти тебя в Курсон и отдать жандармам. Ну! Ступай!

Жакомэ толкнул Зайца перед собой. Тот, будучи безоружен, вздумал было бежать.

— Иди, — повторил Жакомэ громовым голосом, — иди, или я пошлю тебе пулю в спину.

Заяц понял, что надо повиноваться, и Жакомэ, взяв его за ворот, толкал вперед, держа в руке ружье Зайца, а его собственное ружье висело через плечо. Заяц начал плакать.

— Какое тебе дело, что я поджег?.. Разве это касается тебя?

— Увидишь!.. Иди!

Дровосек повел Зайца по тропинке через лес.

— Куда мы идем? — спросил мальчишка, а сам подумал: «Хорошо же, подожди… Может быть найдется, чем позабавиться в дороге».

Когда они дошли до того места, где лес был густ, Заяц вдруг толкнул Жакомэ. Дровосек успел только вскрикнуть — его поднял над землей капкан, расставленный Зайцем, капкан страшный, от которого не может освободиться даже кабан. Только Жакомэ был схвачен не за шею, а поперек туловища. Ружье, которое он держал в руке, выпало.

— Дичь сделалась охотником, — сказал Заяц.

Он поднял ружье, прицелился в несчастного Жакомэ и выстрелил!..

XIV

Пожар на ферме приметили из разных мест, сначала из хижины Жакомэ, а потом из замка Солэй.

Слова госпожи Солероль, что бригадный начальник отлучался каждый раз, как случался где-нибудь пожар, заставили Анри вздрогнуть.

— О! — сказал он. — Неужели этот человек стоит во главе поджигателей?

— Не знаю, но он способен на это, — сказала молодая женщина.

— Откуда он пришел?

— Не знаю. Он вышел незадолго до наступления ночи под предлогом пострелять кроликов в парке.

— Что за люди с ним?

— Я никогда их не видела.

Госпожа Солероль взяла за руку кузена и прибавила:

— Молчите!

В самом деле в верхнем этаже слышались шаги генерала, возвращавшегося в свою комнату.

— О! Чего я не дала бы, чтоб узнать, кто эти люди, — продолжала она. — Послушайте, Анри, я сделаю то, что заставит меня краснеть.

— Что такое?

— Я стану шпионить.

— Что вы хотите сказать, Элен?

— Я хочу сказать, что я непременно должна знать, откуда он пришел и кто эти люди.

— Как вы это узнаете?