Бал жертв

— Как! — сказал Солероль. — Ты воротился один?

— Да.

— А Курций?

— Он в Оксерре. Это он меня послал.

— Что же он делает в Оксерре?

— Произносит речь.

— Кто бы сомневался, — сказал Сцевола.

— Речь неловкую, — прибавил Брюле, поставив свое ружье в углу у камина.

— Что же в этой речи?..

— Он хотел засадить в тюрьму несколько сот человек.

— Верно, много аплодировали? — спросил Солероль.

— Вы ошибаетесь.

— Ба!

— Муниципалитет холоден…

— Я его разогрею! — закричал Солероль, стукнув кулаком по столу.

— Солдаты не хотят идти за Курцием.

— Они последуют за мною, я велю расстрелять недовольных.

— Всех? — с насмешкой спросил Сцевола.

— Почти, — отвечал Солероль.

Сцевола пожал плечами.

Тогда Брюле вынул письмо, написанное Курцием в погребе, и подал его Солеролю. Начальник бригады прочел письмо и передал его Сцеволе.

— Хорошо, — сказал он, — я поеду в Оксерр.

— Сегодня?

— Сейчас.

— К чему так торопиться? — спросил Сцевола.

Он внимательно рассмотрел письмо Курция и поднес его к свече.

— Это странно! — сказал он. — Верно, этот Курций был очень взволнован, когда писал это письмо.

— Очень, — сказал Брюле.

— Он забыл поставить точки и запятые.

— Полно, — сказал Солероль.

— Посмотри, — отвечал Сцевола.

Он передал письмо Солеролю и прибавил:

— Именно так, как он писал Робеспьеру.

— Когда гражданин Курций писал к гражданину Робеспьеру, — спросил Брюле, — он забывал ставить точки?

— И запятые.

— Без сомнения, от волнения…

— Нет.

— Так почему же?

— Ты увидишь. Так как Курций был управляющим.

— Ах да! Знаю.

— Он знал много аристократов.

— И велел казнить некоторых?

— Очень многих.

— Все это мне не объясняет, почему он не ставил точек и запятых.

— Между ним и Робеспьером было это условлено, когда он писал к нему, рекомендуя аристократа. Если в письме его стояли точки и запятые, Робеспьер делал, что хотел.

— А если нет?

— Аристократа гильотинировали.

— Что это значит? — спросил Брюле.

— Это значит, что Курция нет в Оксерре, — отвечал Сцевола.

— Вы с ума сошли, — сказал Брюле.

— А ты изменник? — прибавил Сцевола, бросившись к ружью, которое Брюле неосторожно поставил в углу у камина, схватив его и прицелившись в Брюле. Солероль вскрикнул от удивления и начал трезветь.

LIII

Брюле был человек сильный и крепкий, несмотря на вид преждевременной старости. Его седые волосы скрывали лоб без морщин. Егo маленькие глазки сверкали мрачным огнем, а сгорбленная спина скрывала силу почти геркулесовскую. Сверх того, этот человек имел пылкую и неукротимую энергию. Натура его была создана для зла, и он становился страшен при случае. Брюле в течение десяти лет совершал во мраке злодеяние за злодеянием. Его защищала хорошая репутация, но его сообщникам, знавшим его коротко, было известно, что он был страшен в высшей степени, и они видели, что он давал доказательства неслыханной смелости среди пожаров, разжигаемых им.

Когда он увидел, что Сцевола прицелился в него его собственным ружьем, он подумал:

«Вот две неосторожности в двадцать четыре часа, вчера мой сын… сегодня этот».

Сделав себе этот упрек, он перестал об этом думать и заботился только о том, чтобы выпутаться из беды.

— Да, — повторил Сцевола, — ты изменник.

— Изменник! — закричал Солероль громовым голосом. — Он изменник? Брюле?

— По крайней мере так говорит Курций.

— А! Каналья! — закричал Солероль. — Ты ел мой хлеб и мне изменил! Стреляй, Сцевола, стреляй!

Брюле скрестил руки на груди и смотрел на них.

— Вы помешались, — сказал он.

— А я тебе повторяю, что Курций не в Оксерре, — продолжал Сцевола.

— Да стреляй же в эту собаку! — заревел Солероль.

Это раздражение начальника бригады изменило многое. Дикий и запальчивый характер Брюле преодолел всякое благоразумие, он видел перед собой только человека, который когда-то старался обольстить его жену, который преследовал его дочь.

— Ну, я вам изменил, — сказал он.

— Негодяй! — заревел бригадный начальник.

— Верно, роялисты хорошо платят? — сказал Сцевола.

— Не для денег, — возразил Брюле.

— А-а! Ты изменяешь даром?

— Я мщу!