Балаустион

Издалека, как будто из глубокого колодца, раздались звуки отпираемых засовов, невнятные голоса, затем мелкий перестук деревянных подошв по каменному полу отгороженного железной решеткой внешнего коридора. Леонтиск прекратил свои упражнения — кровь в упругих мышцах весело заиграла, холод отступил — и с мрачным любопытством стал ждать. Что-то происходило.

В темноте за дальней дверью обозначилась женская фигура.

— Эй, ребятки, открывайте, ваша мама пришла! — раздался веселый девичий голос, неестественно прозвучавший под угрюмыми сводами подземелья.

— О-о! Полита, киска! — завопил, мгновенно пробуждаясь, Миарм. В два прыжка людоед достиг двери, торопливо зазвенел ключами. — Сейчас, сейчас, малышка, один миг!

Жалобно завизжали петли — по всей видимости, их не смазывали как минимум полстолетия. В помещение впорхнула молоденькая девушка-рабыня, одетая в светло-серую шерстяную столу, нисколько не скрывавшую упругих, аппетитно выпирающих выпуклостей фигуры. Черные волосы и миндалевидный разрез глаз говорили о ее малоазиатском происхождении. Лицо у девушки было круглое, деревенское, ничем не выдающееся, но белозубая улыбка и здоровый румянец на щеках привлекали взгляд магическим обаянием молодости. В руках девица держала тяжелую корзину со снедью.

— Моя кр-расавица! Как я ждал тебя, нежная птичка! — прорычал Миарм, охватывая ручищами талию девушки и притягивая ее к себе. Влажные красные губы стражника прижались к белой шее жертвы и произвели противный чмокающий звук.

Девица истерично захихикала, неубедительно вырываясь и отталкивая громилу свободной рукой.

— Нет, Миарм, шалунишка! Птичка в корзине! Ах, только не оставляй следа!

Паскудно скалясь, Миарм высвободил ее из своих медвежьих объятий, оставив на нежном пергаменте шеи красную похотливую кляксу.

— Вот тебе еще одно доказательство моей любви, голубка! Ну, что ты тут принесла своему верному Миарму?

Стражник окинул девушку страстным пожирающим взглядам. Грубые ладони потянулись к дерзко оттягивавшим одежду грудям.

— Сегодня только вот это! — воскликнула она, отступая назад и поднимая ему под самый нос корзину. — Хозяйка ждет меня. Но в другой раз — обязательно. Обещаю!

— Эй, хватит болтать! Давай жратву, чума тебя забери! — возмутился второй стражник, нервно жестикулируя рукой.

— Ну, смотри, курочка моя, ловлю на слове! — Миарм со вздохом принял у девушки корзину. — Что там у тебя сегодня? Ага, утка! И колбаса…

— И сыр, и хлеб, и овощи… — затараторила Полита, ловкими руками выкладывая названные продукты из корзины на лавку.

— О, и вино! Клянусь собакой! Ты поглянь, Алкимах! — радостно возопил Миарм. — Сегодня нам премия от командира за то, что сидим тут с этим задохликом!

— Значит, благородный, сволочь, — авторитетно произнес Алкимах, поднимаясь из своего темного угла и выходя на свет. — Вино по уставу положено только к знатному арестанту, так вот.

Теперь Леонтиск смог рассмотреть и второго своего охранников. В противоположность плотному Миарму, фигуру Алкимах имел долговязую и костлявую. Кожа этого уже немолодого человека отливала мертвенной синевой, голова имела неестественную, сплюснутую с боков форму, заостряясь к лицу, как будто ее обладатель в детстве попытался залезть в какую-то очень узкую щель. Длинный нос, крючком нависающий над тонкими губами, нервные движения, блестящие круглые пуговки глаз — все это делало стражника Алкимаха необычайно похожим на крысу, в то время как его товарищ, как было описано выше, больше походил на обезьяну.

— А это что еще за бурда? — возмущенно завопил Миарм, уже начавший глодать утиную ногу, увидев, что Полита достает из своей бездонной корзины глубокую глиняную чашку, наполненную какой-то мутной жидкостью.

— Это не вам, — девушка легко подбежала к решетчатой двери камеры Леонтиска, присела на корточки и просунула чашку в щель, специально оставленную между прутьями и полом. С веселым любопытством посмотрела прямо в глаза, аккуратно опустила в чашку грубую деревянную ложку. — Ешь.

Встала, отошла к двери. Леонтиск, не отрывая от девушки глаз, подошел, взял миску в руки. Пахло вполне съедобно.

Миарм загоготал, поднося к сальному рту очередной кусок мяса.

— Что, красавчик, не привык баланду-то жрать? Ха! И за то скажи спасибо Полите-птичке…

Леонтиск, не поведя бровью, спокойно уселся на притулившемся к стене камеры грубом деревянном лежаке, набрал ложку варева и отправил ее в рот. «Знал бы ты, дурень, — подумал он, — насколько вкуснее эта бурда традиционной лаконской черной похлебки, которой нас потчевали в агеле!»

— Полита! Покушай с нами! — проговорил с набитым ртом Миарм. Одновременно его рука потянулась к ручке высокогорлого кувшина с вином.

— Не, не могу! — белозубо улыбнулась девушка. — Мне пора. До свиданья, ребятушки!

— Погоди, мой цветочек, последний поцелуй! — вскричал Миарм, срываясь со скамьи. Но шустрая девица с истерическим визгом шмыгнула за решетку. Из коридора раздалось шлепанье подошв ее деревянных сандалий и, уже издалека, донесся нежный голосок:

— В другой раз! До встречи, мой медвежонок!