Балаустион

Леонтиск выбрал мишенью именно этого, меченого. Увернувшись от широкого, с замахом, удара, он метко пнул квирита в колено, а когда у того от боли вылезли на лоб глаза, прямым ударом в нос отправил его обратно в гостеприимно распахнутые двери таверны. Костяшки кулака загудели. Леонтиск почувствовал пьянящий вкус азарта: как давно он мечтал хорошенько впечатать какому-нибудь римлянину!

К сожалению, противник оказался упорным малым: всего через несколько мгновений он появился снова, причем, что было самым неприятным, в компании еще троих яростно ругавшихся по-латыни товарищей. Дело принимало скверный оборот. Леонтиск огляделся.

Аркесил, прижав грека к стене таверны, гвоздил его мощными размеренными ударами. Тот, бестолково размахивая руками, практически не оказывал сопротивления. Эвполиду противник достался пожестче: он был шире в плечах и явно сильнее, и, судя по ловкости движений, совершенно протрезвел. На глазах Леонтиска его друг получил сокрушительный удар в живот и, согнувшись вдвое, рухнул на колени, хватая ртом воздух.

— Ах ты, пес! — возмутился Леонтиск, бросаясь на высокого. Нужно было справиться с ним быстро, до того, как подтянутся те четверо от дверей таверны.

— Ха-ха, волосатый молокосос! — расхохотался римлянин. Похоже, он получал истинное удовольствие от драки. Леонтиск попытался сделать подсечку, но это не прошло: противник оказался опытным бойцом. Время было упущено, четверка сыновей Квирита, слаженно, словно волчья стая, разворачиваясь полукольцом, принялась обходить слева. Леонтиск услышал, как сзади, кашляя и плюясь, поднимается на ноги Эвполид.

Вокруг места сражения начали собираться зеваки.

Положение спас Аркесил. Отшвырнув обмякшего грека, он напал на врагов сзади. Двое немедленно отвлеклись на него, одного из четверки забрал подоспевший Эвполид. Против Леонтиска остались высокий и меченый. У второго в глазах сверкало бешенство, из раздавленного ударом носа вязко текла кровь, марая рот и подбородок.

— Is est meam! — бросил он высокому («он — мой», догадался Леонтиск). Тот развел руками — мол, пожалуйста. Меченый, наклонив голову и взревев, как бык, ринулся вперед. Этого оказалось явно недостаточно против воспитанника спартанской агелы: нарвавшись на резкий встречный удар, бедолага с воем отскочил, плюясь кровью. По камням зацокали выбитые зубы. Леонтиск не смотрел на него, неотступно следя за движениями высокого, которого не без оснований считал куда более опасным противником.

Дико заверещав, меченый выхватил нож и снова прыгнул на Леонтиска. Повинуясь рефлексам, сын стратега скакнул вперед и в сторону, запоздало подумав, что не успеет, лучше было бы вынуть меч, раз уж дошло до крайностей. Но успел, схватил толстое предплечье меченого двумя руками и начал выкручивать. Сзади что-то кричали, много голосов… Леонтиск не успел расслышать, что, потому что внезапно вынырнувшая из-за спины рука обхватила его за шею, зажала локтевым захватом, правую руку связала вцепившаяся в плечо сильная кисть. Высокий! Пес поганый!

У самого его уха раздался резкий голос, обдавший лицо хмельным духом. Меченый понял, бросил нож, ощерился окровавленным ртом, и послал увесистый кулачище в лицо Леонтиску. Задыхаясь, сын стратега судорожно попытался увернуться, но ничего не вышло, высокий держал крепко. В глазах вспыхнуло, левая скула онемела.

— Падаль! — прохрипел Леонтиск, попытался пнуть меченого, но задел лишь вскользь. Зато противник не промазал, забрав колено к груди, он с резким выдохом бросил подбитую гвоздями подошву каллиги вперед, целя Леонтиску в живот. В последний момент молодой воин сумел подставить левый бок, но в правом все равно взорвалось огненной болью еще не зажившее ребро. На какой-то миг Леонтиск даже потерял сознание, и очнулся от собственного крика.

Удар отбросил их обоих — и его, и державшего его высокого. В ушах звенело от воплей, мир за пределами схватки выглядел размазанными вихреобразными кляксами.

Меченый опять вознамерился ударить. На этот раз Леонтиску удалось, использовав державшего его как упор, хорошенько садануть противника обеими ногами и повалить на землю.

— Latronis! — высокий встряхнул его, но Леонтиск, озверев от боли, изо всей мочи ударил его пяткой по голени, нагнулся, насколько было возможно, и с силой откинулся назад. Затылок с хрустом врезался в зубы врага. На боль сын стратега уже не обращал внимания. Воспользовавшись тем, что высокий от неожиданности ослабил хватку, Леонтиск обеими руками разогнул захват, слегка вывернул руку противника… А затем, резко потянув вниз, с отчетливым треском сломал ее о плечо.

Утробно заклекотав, предводитель римлян упал на колени, придерживая сломанную руку здоровой. Через мгновенье от непереносимой боли он потерял сознание и упал на мостовую, ударившись виском о камни. На миг все оцепенели, уставившись на него.

— Именем закона! Дорогу! — в гамме криков появились новые ноты. Оглянувшись, Леонтиск заметил мелькавшие среди ротозеев серые кольчуги городской стражи.

— Бежим, живо! — завопил он.