Балерина

Священник слушал внимательно, стараясь не перебивать близкую к нервному срыву молодую женщину.

— Но это еще не все! — Слезы опять хлынули из глаз, которые она поспешно начала вытирать, замолчав на минуту.

— Говори, говори, милая. Не волнуйся…

Женя благодарно поцеловала руку отцу Николаю.

— Спасибо, батюшка, мне очень трудно все это рассказывать и больно… Я не уверена, что имею на это право! Тайна, от которой, возможно, зависит жизнь человека… — Она посмотрела в глаза батюшке долгим взглядом:

— Мне страшно, отец Николай!

Батюшка спокойно погладил ее по руке:

— Судьба наша в руках Господа Бога… И если тебя терзают сомнения, не спеши… Отпусти свою тайну в молитвах… Но знай, покоя тебе не будет, пока ты держишь свой грех на душе… Он замолчал и сделал вид, что встает. Женя испуганно взяла его за руку:

— Отец Николай, мне нужен ваш мудрый совет… — и прерывисто выдохнула: — Они… — было видно, что ей очень трудно говорить: — Они… они хотят информацию об одном человеке…

Она опять замолчала, теребя в руках платок и иконку. Батюшка не торопил и не прерывал ее, а внимательно слушал. Это успокоило молодую женщину, и она, сглотнув комок слез и нервного страха, наконец выдавила из себя:

— Человек, который был очень близок мне, — Гуревский…

Тут Евгения вздрогнула от сознания, что она произнесла вслух имя, которое боялась упоминать даже себе.

— Гуревский Леонид Михайлович!

Отец Николай, впервые за всю исповедь, с интересом посмотрел на нее, но сразу же напустил равнодушный вид:

— Ну и что? В чем тут большой грех?

— Он предатель Родины! — испуганно прошептала она.

— Изменник коммунистическому режиму, ничего страшного, милая, — успокоил ее батюшка.

Она согласно кивнула:

— Да, да, конечно, но для них он враг народа. И я для них недалеко ушла. — Женя неуверенно посмотрела на отца Николая: — Я одна знаю, что он — и, снизив голос до шепота, она выдавила из себя: — Гуревский, он — Кондаков! — и замолчала.

Только сейчас она окончательно осознала, что сказала самое сокровенное, что мучило ее. Никто не знал, как найти Леонида Гуревского. Никто. Даже в группе «Репатрианты» или в ресторане «Балалайка» не догадывались, что Жорж Кондаков — это Гуревский.

— Значит, Гуревский — это Кондаков? — переспросил святой отец, поперхнувшись, и отвел глаза в сторону. И тут Женя по-настоящему испугалась. Страшная тайна теперь не принадлежала ей одной.

«Что я наделала? — подумала она и, в этот момент, непонятный стук заставил ее вздрогнуть: — Что это? — Женя посмотрела вниз: — О, нет! Только не это!» — Маленькая деревянная иконка выпала из дрожащих рук Евгении на каменный пол и разлетелась на две ровных половинки.

— Господи! Быть беде! — Она подняла осколки иконы и с испугом в глазах посмотрела на батюшку: — Что делать? Несчастье какое!

Отец Николай взял из рук женщины кусочки образа:

— Господи, сохрани рабу Божию Евгению…

Ее трясла нервная дрожь:

— Нехорошо все это!

Сочувственное выражение глаз святого отца и его молитва немного успокоили ее.

— Не волнуйся, Евгенюшка, иконку я отдам на реставрацию и еще раз освящу… Все будет хорошо… Не волнуйся, ты все правильно сделала, что исповедовалась…

Женя перекрестилась еще раз:

— Благодарю вас, святой отец! — И она вновь заговорила, почему-то перейдя на шепот:

— Я ничего им не сказала! Что делать мне, отец Николай? Кагэбэшник, конечно, не поверил мне и дал время подумать. — Евгения опять заплакала: — У меня маленькая дочь. Они знают об этом. Они знают обо мне все! Все!

Высказавшись в какой-то спешке, будто боясь остановиться и не сказать то, что она хотела сказать, Женя наконец замолчала и уткнулась в скрещенные на коленях руки отца Николая:

— Помогите мне, батюшка!

Он погладил ее по голове и мягко проговорил:

— Успокойся, милая. Ничего страшного не произошло. Ты правильно сделала, что ничего не сказала и не взяла греха на душу…

Все будет хорошо, я буду молиться за тебя.

Он встал и, подняв ее за руки с колен, повел к иконе Святой Богоматери:

— Молись!

Евгения встала перед иконой на колени и начала читать молитву:

— Матерь Божья, спаси и сохрани…

Зажженная свеча освещала темный лик Божьей Матери, и Жене даже показалось, что Богородица сочувственно внимает ее словам, таким далеким от канонической молитвы, спонтанным, искренним и даже неистовым: «Святая Богоматерь, помоги…»

Когда она замолчала, почувствовала руку на своем плече:

— Пойдем, милая, пойдем… Тебе надо отдохнуть. — Отец Николай поднял ее с колен и повел к выходу. — Приходи в воскресенье на службу…

Женя согласно кивнула головой:

— Конечно, батюшка, приду обязательно… — Потом уже в дверях нерешительно остановилась: — А что мне делать, батюшка, если они опять… — при этих словах она, словно от страха, сомкнула глаза. — Если они опять придут ко мне?

Отец Николай успокоительно взял ее под руку и вывел на улицу:

— Скажи то же самое. Мол, ничего не знаю. Ну, что они могут сделать? — И он деликатно убрал свою руку с локтя женщины и перекрестил ее. — Господи, спаси и сохрани…

Женя опять поцеловала батюшке руку и признательно, почти шепотом, произнесла: