Балерина

В его больших темных глазах, казалось, скрывалась какая-то тайна, спрятанная за ироничным и немного насмешливым взглядом — не докопаться! Ее сердце ухнуло и провалилось в невесомость. Он смотрел на нее и улыбался грустно-добродушно, как мудрый сказочник — Ханс Кристиан Андерсен с известного портрета в детской книжке, которую ей читали на ночь в детстве. Все произошедшее с нею в последние дни сразу начало ускользать и удаляться, как будто это было в другой жизни, как будто даже и не с ней… «Он необыкновенный! Почему же в “Балалайке” я его не разглядела? Как хорошо, что он снял эти дурацкие очки… Как хорошо, что я пришла сюда…»

Кондаков внимательно смотрел на нее и улыбался. Алла смутилась и отвела взгляд. Как будто прочитав мысли в ее глазах, Жорж растерянно переставил чашку кофе на другое место и тоже посмотрел в сторону. «Она милая и очень красивая, ну куда мне, старому отшельнику…» — печально подумал он и снова взглянул на Аллочку. Взволнованные и грустные глаза полыхнули на него мягким светом. Жорж понял, что он теряет голову. Подошел официант и зажег на столе свечу, и сразу электрический свет показался лишним и слишком ярким. За окном свет от уличного фонаря из противного желтого становился лунно-загадочным и прозрачным, так что в нем был отчетливо виден серебристый слепящий снег. Все остальное отдалилось и стало лишним и ненужным. Были в этом пространстве только два человека. Два одиноких человека — мужчина и женщина, встретившиеся совершенно случайно в этой суматошной, жестокой, странной и все же прекрасной жизни. Ресторан «Трокадеро» приютил их и, как костер в холодной степи, соединил и согрел. Значит, надо было такому случиться.

У Жоржа мелькнула мысль: первое впечатление почти всегда верное, она действительно милая и очень красивая.

Официант вернул их в реальность. Он раскрыл блокнот:

— Что будем заказывать?

Жорж словно очнулся:

— Кофе, пожалуйста… — и вопросительно взглянул на Аллочку: — Эспрессо, о-ле?

— Чай…

Удивился:

— Чай? Тогда два чая, пожалуйста!

Они пили горячий крепкий чай и слушали, как за окном шелестит снег с дождем и вздыхает ветер. Свеча на столе дрожала и мигала и казалась такой же зыбкой и ненадежной, как это чувство, вспыхнувшее на какое-то мгновенье между ними и в любую минуту способное погаснуть.

Жорж уловил в больших глазах своей визави тревогу. «Она чем-то расстроена, но старается скрыть…» — подумал он

— У вас что-то случилось? — тихо, чтобы не вспугнуть возникшую между ними близость, спросил Жорж и осмелился взять ее за руки.

Алла смотрела на свечу и чувствовала горящей щекой его взгляд. Холодные ладони дрогнули и затихли, словно оттаивая. Так они и сидели, сцепив пальцы рук, и молчали, прислушиваясь к своим чувствам. В голове у Аллы почему-то зазвенело и закружилось, и душа ее полетела под высокий свод потолка, в виде голубого неба в звездах. Чтобы не вспугнуть хрупкую иллюзию близости, Алла потихоньку выскользнула ладошками из его рук и сделала глоток остывшего терпко-горького чая. И в это самое мгновенье поняла, что откровенность с этим человеком ее не страшит. Жорж сидел напротив, и подперев тяжелую голову руками, неотрывно смотрел на нее:

— Так что случилось у вас, Алла?

— Нет, нет, ничего! Ничего не случилось! — И еще раз виновато взглянув, вдруг тихо проговорила: — Правда, вот не знаю, как сказать… — она замолчала и отвела глаза.

— Я вижу, что-то не так? — и Жорж вновь протянул руки и взял ее ладони: — Так что же все-таки стряслось? — И еще крепче сжал ее пальцы. Ее накрыла волна благодарности к постороннему человеку, ставшему вдруг в эту минуту близким и почти родным. Жорж перехватил ее взгляд, все понял и улыбнулся в ответ глазами: — Я слушаю, Алла…

«Нет, это какой-то гипноз!» — в смятении подумала она и неожиданно для себя начала говорить.

Алла говорила. Говорила. Говорила. Временами останавливалась, вытирала слезы, делала глоток совсем холодного чая и продолжала свою исповедь.

Было тихо. Ресторан после обеда был полупустым. А непогода отпугнула и случайных прохожих заглянуть на чашечку кофе.

— …и теперь я должна выйти на этого проклятого Гуревского через людей из ресторана «Балалайка»! — Она напряженно замолчала.

За стойкой бара звякали посудой официанты, гудела кофемолка, и слышались далекие голоса из соседнего зала. Мгновение они просто смотрели друг на друга. Алла была бледной и, казалось, почти не дышала. Жорж глядел на нее, не проронив ни слова, и гладил дрожащие руки. Она опять подумала о том, что это как гипнозом успокаивает ее. То же самое она чувствовала у психоаналитика, которому рассказывала о своих страхах летать самолетами и ездить в скоростных лифтах.

— Мне все равно не дадут жить спокойно. Я хочу умереть сама, — продолжила Алла и заплакала совсем беззвучно, закусив губы.

И неожиданно замолчала, почувствовав, что внутри у нее словно отпустило. Ей действительно стало все равно, и она легко подумала о смерти. Ну, подумаешь, что такое смерть? Все равно это лучше, чем так жить, как она.