Балерина

Она благодарно посмотрела на Жоржа за то, что он терпеливо выслушал ее. Он улыбнулся в ответ, а потом спокойно и, как показалось ей, с иронией сказал:

— Ну, ну, в ваши молодые годы умирать рано. Жизнь еще вся впереди, Алла Владимировна! — и поцеловал ей руку.

— Вы думаете, из моего положения есть выход? — Она с надеждой в глазах ждала ответа, от которого, как ей казалось, зависела ее жизнь.

Жорж отвернулся к окну и молчал. Ничего более печального и безнадежного он представить себе не мог. Вот ведь как судьба сплетает линии жизней совершенно посторонних людей. Эта женщина была ему послана Всевышним, чтобы предупредить его! Какой-то фантастический трюк стечений обстоятельств. «Ну надо же!» — опять подивился он услышанному. Странно, но он верил каждому ее слову и чувствовал, что может ей доверять. Интуиция редко его подводила. Будь что будет! Он засмеялся, прижал к чисто выбритым щекам ее прохладные руки. Долго смотрел ей в глаза и наконец сказал:

— У вас, Алла, два выхода.

Она недоверчиво улыбнулась:

— Целых два? — и серьезно глянула светлыми, еще мокрыми от слез глазами. — Каких? — и сжала до боли пальцы Жоржа. — Пожалуйста, не тяните! Скажите, каких?

Он выдержал минуту, как будто еще раз хотел удостовериться в своем решении, и тихо проговорил:

— Я — Леонид Гуревский!

Алла медленно качнула головой и сказала упавшим голосом:

— Совсем не смешно! Нет! Я не верю вам! — И, вырвав пальцы из рук Кондакова, закрыла лицо руками, продолжая твердить: — Это неправда! Неправда! Я видела его фотографии. Это — не вы!

Потом опустила дрожащие руки, внимательно посмотрела на него, словно хотела в чем-то убедиться, и в испуге прижала ладонь к губам. Глаза. Ну конечно, его глаза — Гуревского! Насмешливые, проницательные и очень умные глаза.

— Боже мой! Жорж! — Алла обессилено перевела дыхание, провела рукой по волосам и откинулась на спинку стула.

59

Так они и сидели, блуждая глазами по залу поверх столов, накрытых белыми хрустящими скатертями и причудливо скрученными салфетками в длинных бокалах. Им принесли горячий черный кофе, приведший их немного в чувство. Кофе здесь готовили чудесный, не в электрических машинах, а заваривали в фарфоровых кофейниках, по старинке. Послышалась нежная и грустная мелодия, так подходившая и к этим зимним сумеркам, сгущающимся за окном, и к непогоде, стонущей и бьющейся в стены, и к ним двоим, еще не осознавшим, что случилось. А случилось с ними за последние минуты — невозможное счастье, вдруг соединившее их вместе, возможно, на долгую счастливую жизнь или, тоже возможно, на верную смерть. Случилось то, что случилось.

Они сидели молча довольно долго, словно хотели переварить в себе всю информацию, свалившуюся на них.

— Я постараюсь помочь тебе… — вдруг неожиданно он перешел на ты, как бы подчеркивая, что они стали еще ближе.

Она благодарно блеснула глазами:

— Мне уже хорошо, что ты веришь мне… — ее голос дрогнул, и слезы прозрачными каплями застыли в широко раскрытых глазах. — Прости, — она вытерла салфеткой глаза, — просто сегодня столько случилось всего…

Кондаков улыбнулся:

— Случилось самое главное — ты пришла!

Алла кивнула головой в знак согласия и сделала глоток из чашки. И у нее внутри что-то, все это время так противно звеневшее, наконец лопнуло, как натянутая до предела струна, и она почувствовала необыкновенное облегчение.

— Знаешь, — она близко придвинулась к Жоржу и увидела, что его светло-карие глаза сделались абсолютно черными, — знаешь, я только сейчас поняла, для чего я столько страдала и оказалась в Париже…

— Знаю… — совершенно серьезно кивнул головой Жорж. — Чтобы мы встретились…

60

Круг света, отбрасываемый фонарем с улицы, освещал взволнованные и грустные лица Жоржа и Аллы. Они все еще сидели в ресторане, и время словно остановилось для них. Свеча почти погасла и дрожала огарком, испуская на последнем дыхании горклый дымок. Большой свет в зале выключили и на каждом столе зажигались свечи. Ресторан готовился к вечернему приему гостей.

— Я замужем, и у меня в Ленинграде несовершеннолетняя дочь. Хочу ее забрать сюда… — тихо проговорила Алла и дунула на остаток свечи. Огонек дернулся и потух.

— Дочь — это хорошо. У меня у самого в Москве — две. Взрослые уже… — Жорж посмотрел на нее. — Разве это уже имеет какое-то значение? — И стал разливать вино, заказанное им незадолго до этого. Расторопный официант взял заказ на ужин и принес новую свечу. Маленький язычок пламени вспыхнул и оптимистично засиял в стеклянном блюдце с водой.