Балет Большого. Искусство, покорившее мир

Она была идеальной сильфидой, грёзой балета. Так называют прозрачных, неземных балерин, обладающих неуловимой лёгкостью. Балерин трагико-романтического амплуа. «Сильфидность» (это слово часто употребляют балетные критики) Бессмертновой завораживала. «Ей и танцевать не надо, достаточно выйти на сцену и встать в позу», – говорил Михаил Габович. Бессмертнова излучала особый свет балетной тайны – призрачной, магической. При этом она была нешаблонной сильфидой, в ней уже в юные годы властно проступала неповторимая индивидуальность. Этому способствовали и внешние нестандартные данные – на первый взгляд, слишком длинные для классической балерины руки и ноги. Только на сцене, в спектакле становилось ясно, что перед нами идеально гармоничный образ, графичный, тающий в воздухе танец.

«Когда она появилась на сцене, это было абсолютно нежданно-негаданное чудо. Тоненькая, легкая танцовщица с огромными глазами… Она реяла в воздухе точно птица, впервые взлетевшая ввысь, но отставшая от стаи. Опьяняющий полет, предсмертная тревога – таких эмоциональных состояний балетный театр тогда не знал. Это была Богом отмеченная балерина. В высшей степени изысканная. Эстетики в ней было чрезвычайно много и очень много каких-то радостных и в то же время тревожных предчувствий. Сейчас балеринам присваивают звание «божественной», а первой божественной была она – в самом чистом значении этого слова», – так объяснял феномен Бессмертновой критик Вадим Гаевский.

Её любимым партнёром был Михаил Лавровский, в дуэте они сверкали, подчёркивая лучшее друг в друге. А открыл её по большому счёту Леонид Лавровский – великий балетмейстер и отец танцовщика, нашедший в Бессмертновой новую Жизель и Джульетту для знаменитых «улановских» спектаклей.

С Михаилом Лавровским они вместе учились, вместе попали в Большой и вместе дебютировали сначала в «Шопениане», а чуть позже – в главных ролях, в постановке Леонида Лавровского «Страницы жизни» композитора Андрея Баланчивадзе. Потом их дуэт продолжился во многих балетах – «Лебединое озеро», «Спартак», «Жизель». Об уровне взаимопонимания можно судить по тому, как сегодня Михаил Лавровский вспоминает Бессмертнову: «Сегодня многие артисты балета отлично владеют техникой танца и все правильно делают на сцене, придраться не к чему, но их исполнение не захватывает. Любая роль в исполнении Бессмертновой становится ярким и запоминающимся событием. Танец Бессмертновой захватывает, завораживает. Если бы Наталия Бессмертнова жила во времена Петрарки, о ней слагали бы сонеты».

Нина Аловерт – балетный критик и фотохудожник – вспоминала: «На генеральной репетиции в Большом театре я спросила сидевшего рядом Ф.В. Лопухова: «Правда ли, что Бессмертнова похожа на Спесивцеву?» «Похожа», – ответил Лопухов, – только Бессмертнова гораздо теплее». Это был накануне больших, главных партий, накануне безусловной удачи – Жизели 1963 года в постановке Леонида Лавровского. Целый год балетмейстер готовил с Бессмертновой партию Жизели, готовил подробно, вдохновенно. И получился ввод, который для поклонников балета был памятнее иных премьер.

После той «Жизели» Сергей Лифарь сказал, что в его жизни было три балетных чуда – Павлова, Спесивцева, Бессмертнова. С годами её всё чаще сравнивали с великими балеринами прошлого – Тальони, Павловой, Улановой. Но чаще всего – именно со Спесивцевой.

Илл.35: Наталья Бессмертнова – Жизель

Как и Спесивцева в двадцатые годы, Бессмертнова сделала Жизель своей судьбой. Бессмертнова-Жизель – из числа вечных театральных легенд. Графика линий Бессмертновой в Жизели создавала образ то полнокровный, то потусторонний. Легчайший прыжок, бестелесность, призрачность – и вместе с тем ощущение сильного характера. Поражало появление столь «неотмирной» актрисы в бурные шестидесятые. В ней сочетались антикварный изыск и краски современности. Гаевский писал: «Бессмертнова – как шопеновский мотив, случайно ворвавшийся в трансляцию футбольного матча. Вот балерина, пришедшая из видений Гейне или сошедшая с картин Дега, может быть, Пикассо, раннего, голубого периода… В улыбке Бессмертновой, в ее полетах есть та печальная просветленность, которая нас потрясает в трагических стихах Пушкина и в финалах фильмов Феллини».

Среди восторженных поклонников её Жизели был и премьер Кировского балета Михаил Барышников, мечтавший стать её Альбертом на сцене. В его воспоминаниях о Бессмертновой чувствуется внимательность талантливого собрата по искусству: