Благодаря Григоровичу и Марису Лиепе, в СССР в семидесятые годы древнеримского триумвира Марка Лициния Красса знали лучше, чем в тогдашней Италии.
Всеми любимый благородный балетный принц, получивший мировое признание за роли Зигфрида в «Лебедином» и Альберта «Жизели», создавший вместе с Григоровичем героического Ферхада, Марис Лиепа в «Спартаке» сотворил, пожалуй, лучший в истории Большого балета образ злодея. Конечно, это был злодей не трафаретный – иначе мы не получили столь убедительной актёрской победы. Красс знал, во имя чего выходит на бой, что защищает – идею Великого Рима. Цивилизацию, стоящую на плечах рабов. Он коварен, но на своё коварство смотрел с презрением. Умел владеть собой, хранить хладнокровие, но порой срывался в приступы яростного властолюбия. Демонический герой, олицетворение обаятельного зла. Мы видим его во главе беспощадной государственной машины, атрибуты которой (и Григорович с Вирсаладзе осознанно это подчёркивают!) напоминают штандарты Третьего Рейха. В некоторых сценах легионеры Красса напоминают крестоносцев из эйзенштейновского «Александра Невского» – в эпизоде расправы над Псковом. Но в этой поступи завоевателя есть и красота. Лиепа признавался, что в первых спектаклях играл своего Красса как абсолютное зло, а потом пришёл к более сложной трактовке.
Он испытывал к своему герою любовь-ненависть. От спектакля к спектаклю образ становился сложнее, артист находил для своего римлянина неожиданные мотивировки. «Вы что хотели – чтобы в предчувствии светлого коммунистического будущего Красс падал ниц перед рабом? Человек высокой культуры выпрашивал бы милостыню у необразованного фракийского гладиатора? Этого не может быть! И Красс в своей борьбе даже становится благородным, потому что борется за вечное величие Рима. Увы, скоро тут будут хозяйничать варвары и на светлый античный Рим опустится мрачная тень средневековья… Марк Красс! Если честно – я не люблю тебя! Давай вызывай нас всех на новый бой!», – так писал Марис Лиепа и его рассуждения о Крассе по яркости не уступали танцу.
Илл.38: Марис Лиепа – незабываемый Красс
Столь глубокое ощущения образа рождаются, когда балетмейстер и артист великолепно понимают друг друга. Получилось редкое по силе перевоплощение…
В конце шестидесятых Григорович, Васильев и Лиепа были единым целым, вместе они свершали открытия и создавали шедевры. Но после триумфального «Спартака» отношения Григоровича и Лиепы разладились. Причина неизвестна: вполне возможно, что всё началось с чьей-то интриги, а примириться два гордых человека не смогли. Они стали противниками – не менее непримиримыми, чем Спартак и Красс. Летом 1974 года Лиепу не взяли на гастроли в Лондон. «Гвоздём программы» был «Спартак», и британские журналисты вовсю анонсировали лучшего Красса – «балетного Лоуренса Оливье». Труппа улетала в Лондон, а Лиепа мчался на приём к Фурцевой. В результате на следующий вечер в Ковент-Гардене давали «Спартака». Красса танцевал другой артист, а «приболевший» (так было объявлено англичанам) Лиепа восседал во втором ряду партера. На следующий день Красса танцевал первый исполнитель – да так, что лондонцы до сих пор помнят его в этой роли. Всё реже Лиепа танцевал на сцене Большого. От этого выиграли спекулянты: в те редкие дни, когда в роли Красса, Альберта или Зигфрида выходил Марис Лиепа, цены на билеты в Большой вырастали до уровня скромной месячной зарплаты: 50 рублей, 100 рублей…
«Он вел себя настолько независимо, что от него постоянно ждали подвоха. Однажды Марис на гастролях во Франции купил себе дорогой костюм. В магазине предложили за два дня подогнать его по фигуре. В тот день, когда Марис должен был забрать костюм, труппа Большого улетала в Москву. Он, пообещав догнать своих, помчался за костюмом. А потом, видимо забыв, что аэропортов в Париже два – «Де Голль» и «Орли», – спокойно приехал не в тот! Все во главе с Григоровичем ждали до последней минуты, ужасно нервничали и приготовились к самому худшему: «Ну, всё! Предатель родины Лиепа остался!» И, подавленные, улетели домой. Но надо знать Мариса! Характер – танк! Он сумел добиться, чтобы из «Орли» его отправили ближайшим рейсом в Москву. Когда труппа Большого, уже подготовив гневные речи о «беглеце» Лиепе, сошла с самолета, ее встречал улыбающийся Марис», – вспоминала балерина и супруга Мариса Нина Семизорова.