В соборе хранятся мощи святой Параскевы Пятницы – в золотом гробу со снятой крышкой. Я видел толпу румын, стоящих в очереди, чтобы прикоснуться губами к скелету. Меня поразили религиозный пыл и ужас на лицах верующих. Люди не просто непрерывно осеняли себя крестным знамением; они делали это, опускаясь на колени, при этом их лица были в поту. Они буквально обливались потом, хотя в соборе было холоднее, чем снаружи. Некоторые верующие писали святой Параскеве записки – причем не по одной. Каждое прошение писалось с максимально возможной скоростью, записка за запиской. Только в священных местах шиитов на Ближнем Востоке я ощущал подобную напряженную и удушливую религиозную атмосферу, заряженную взрывчатой энергией. Это меня испугало.
– Румыния слишком далеко, чтобы Запад нам помогал. Чем тяжелее и кровавее будет идти распад Российской империи, тем лучше для нас. Для нас это единственный способ прийти к демократии и воссоединиться с нашими братьями в Бессарабии.
Петру Бежан – редактор еженедельной газеты Timpul («Время»), которая родилась через несколько недель после декабрьской революции 1989 г. и создавалась студентами Ясского университета имени Кузы. Лозунгом газеты Timpul стало религиозное выражение «Adverat a inviat» («Воистину воскресе»). Выпуск, с которым позволил мне познакомиться Бежан, содержал несколько статей о присоединении Бессарабии к Румынии в 1918 г. и о «культурном геноциде», который совершали русские в Бессарабии с начала Второй мировой войны. Еще была статья о православных святых и колонка, посвященная поэзии Эминеску.
Бежан говорил мне, что Румынии необходима «вторая революция», чтобы искоренить «все следы насилия, бюрократии и социализма. Им не купить нас яйцами, кофе и мясом». Бежан утверждал, что генерал Ион Антонеску, пронацистский вождь и правитель Румынии во время Второй мировой войны, был патриотом и всегда действовал исключительно в интересах Румынии.
Кабинет Бежана был заставлен старыми пишущими машинками. На нем была фиолетовая рубашка и узкий коричневый галстук, судя по всему, из искусственной кожи. Короткой стрижкой давно не мытых волос и нарочито суровым выражением лица он напоминал русского революционера 1917 г. А зеленые глаза были как у заключенного в глубокой шахте, который пристально смотрит на маленький кружок солнечного света вверху, не зная, как до него добраться.
Я покинул кабинет редактора Timpul и отправился в редакцию Opinia Studeneasca («Студенческое мнение»), еще одного еженедельного издания, которое стали выпускать студенты Ясс после свержения Чаушеску. Найти Opinia Studeneasca оказалось непросто. Я обратился за помощью к студенту, которого встретил на улице. Он рассказал, что работал техником на строительстве дунайского канала в Чернаводэ. Мы заговорили о революции, и этот студент сказал, что Чаушеску «не умер, а просто скрывается». Вероятно, Чаушеску часто использовал двойников для публичных мероприятий, и одного из таких двойников и казнили. «Если приглядишься внимательно к лицу на видеозаписи, поймешь, что это не Чаушеску». Я заметил, что у некоторых людей лицо после смерти резко меняется. «Но не настолько», – возразил он. Я вспомнил «Дракулу», где Брэм Стокер пишет о том, что «все известные предрассудки мира сосредоточились в подкове Карпатских гор, словно она – эпицентр какого-то водоворота воображения».
Время шло к полуночи. Накрапывал дождь. Большая комната редакции Opinia Studeneasca была полна студентов, сидевших вокруг стола с несколькими старыми пишущими машинками, которые я уже видел в Timpul. Впрочем, никто не печатал. Все непрерывно что-то говорили пониженным, заговорщицким тоном. Все курили дешевые сигареты без фильтра. Но чем-то эти студенты походили на интеллектуалов американских кампусов 1960-х гг. Суровые парни, в дырявой обуви и поношенной одежде, которая была действительно поношенной, с грязными руками, безжизненными волосами и землистым цветом лица, говорившим о жизни в вынужденной бедности. Глаза их напоминали одинокого человека, оказавшегося в темном переулке; страхи этих студентов были реальными и физическими.
– Студенты в декабре погибли на улицах, а коммунисты и Секуритате остались. Продажные профессора, которые брали взятки у иностранных студентов, чтобы они могли перейти на другой курс, по-прежнему преподают в Ясском университете, а Секуритате их защищает, – говорил Кристиан Мунджиу.
У Мунджиу было дружелюбное выражение лица. Он легко улыбался, черные волнистые волосы были нормальной длины, на нем была джинсовая куртка западного производства. В отличие от всех присутствующих в редакции Opinia Studeneasca его легко можно было принять за студента американского университета. Он говорил мне: