Балканский рубеж

– Откуда богатство? – поинтересовался Шаталов.

Маевский пожал плечами:

– Думаю, неучтенное конфискованное имущество. Изъятое у преступников.

– Неучтенный конфискат, – поправил Шаталов.

– Что?

– В России теперь говорят так: «конфискат».

Маевский недовольно хмыкнул.

– Пролетарское стремление к упрощению речи и созданию кратких словесных форм – тема для отдельного разговора!

Шаталов попытался, но не смог сдержать смеха. Глядя на него, усмехнулся и Маевский.

Ознакомившись с содержимым «архивного шкафа», Шаталов спросил:

– А теперь скажи как на духу, Андрей Георгиевич: скольких человек из твоих подопечных реально можно привлечь?

«Гнездо», территория под контролем ОАК

Автономный край Косово, Югославия

Май 1999 года

Доктор Штерн, встав на краю обрыва, смотрел на лежащий под ногами палаточный лагерь, где отдыхали рядовые бойцы Смука. Под маскировочной сеткой угадывались контуры отдельных шатров, длинные столы с приставленными лавками. Поднимался пар от полевой кухни. Чуть в стороне от палаток горел костер, на вертеле жарился барашек. Грубые голоса перекрикивались на каркающем наречии. Штерн так и не собрался заняться албанским, хотя причин было достаточно.

Долина, в которой Смук устроил «Гнездо» – базу для своей маленькой армии, формой напоминала полумесяц. Внешняя, северная граница долины представляла собой отвесную сорокаметровую скалу. Под ней с востока на запад протекала мелкая горная речка, она омывала с севера солдатский лагерь, ныряла под мост и покидала долину, унося свои воды в длинное извилистое ущелье. Въезд из ущелья на мост был не только перекрыт воротами, но и охранялся пулеметными гнездами на уровне дороги и двумя бетонными дотами, светлеющими на вершинах скал.

Южная, внутренняя сторона полумесяца представляла собой плавно поднимающийся косогор, заросший лесом. Штерн подозревал, что там заминирован каждый кустик – никто не стал бы оставлять такое подбрюшье незащищенным.

Середина долины была приподнята цепочкой холмов. С самого западного из них Штерн и обозревал окрестности. От моста через всю долину шла прямая как стрела дорога, давно не использовавшаяся и заросшая бурьяном. За ней поблескивал ручеек, впадающий в основную реку у моста.

Штерн досмотрел, как гаснут на верхушках деревьев последние лучи солнца, и обернулся. Сложенная рядом с ним из мешков с песком огневая точка и уставившийся стволом в темнеющее небо станковый пулемет напоминали, что, несмотря на скорое победное завершение противостояния с югославами, лагерь все еще остается военным объектом.

На склоне холма располагалась «офицерская» столовая: длинный стол под тентом, вместо лавок окруженный ресторанными пластиковыми стульями разных цветов. Стол был усыпан крошками, пустыми продуктовыми упаковками, грязной посудой.

Смук в одиночестве заканчивал трапезу. Он не любил разговоров за едой, поэтому Штерн не пытался развлечь его беседой. Из лагеря в обход по пологой тропинке поднялся рослый бородатый оаковец. Штерн помнил его имя – Амир – и знал, что это один из наиболее приближенных к Смуку людей.

Амир молча встал у стола, дожидаясь разрешения говорить. Смук с неудовольствием оторвался от еды, кивнул.

– Командир, – обратился Амир по-албански, – скажи Хашиму, чтоб подменил четверых моих людей завтра утром.

– Разве не твоя смена?

Штерн оторвался от созерцания пейзажей и с любопытством вслушивался в незнакомый язык.

– Потом отработаю, – пообещал Амир. – Завтра из Селины переселенцы уезжают. Помнишь, которые платить отказались.

– Я ничего не забываю, – недобро ответил Смук. – Борзый дедок решил сэкономить.

– Сегодня вечером туда приехали два каких-то пенсионера с ружьями, пришел автобус из Приштины и грузовик. Думаю, на рассвете дернут. Мы съездим долги собрать.

Смук отодвинул тарелку с объедками, выдернул из стаканчика пластиковую зубочистку.

– Хашима предупрежу. Дедка поставьте на место, охрану тоже. Остальных не трогайте. Пусть сербы платят и проваливают.

– На месте разберемся, – буркнул Амир.

Смук повысил голос:

– Пусть проваливают, я сказал!

– Хорошо, командир.

Амир опустил голову и торопливо ушел. Штерн вернулся к столу. Над долиной застыла тишина, лишь мотыльки, кружащие под лампой, тыкались в нее с сухим шелестом.

– Не представляю, – сказал Штерн по-немецки, – как ты управляешься со своим отрядом. Среди твоих людей много профессиональных военных? Мне кажется, крайне мало. Надев форму, человек не становится солдатом. Как ты заставляешь их слушаться?

Смук тоже перешел на немецкий:

– Много спрашиваю, но и много разрешаю. Мы не только воюем. Я даю им время и возможность заработать. Частное предпринимательство – краеугольный камень капиталистического общества, не так ли? Несложные задачи, мелкие хлопоты, ежедневный монотонный труд. Мои птенчики разлетаются по окрестностям и возвращаются – кто с веточкой, кто с пучком соломы. Как я могу запретить предпринимательскую инициативу?

– Всегда восхищаюсь твоим немецким. Можешь выступать в бундестаге.