Балканский рубеж

– Мы обещали Чаричу, что все будет без шума, – напомнил Беза.

Смук оскалился:

– А Чарич гарантировал, что аэропорт будет нашим!!! Раздайте указания и немедленно возвращайтесь, нужен план штурма.

Он повернулся к Ветон:

– А для тебя у меня будет особое поручение.

* * *

Ясна ходила по камере из угла в угол. Час, другой, третий. Казалось, что главное – не останавливаться, как утке в ледяной проруби, иначе каменные стены сомнут, раздавят.

Снаружи, из бандитского лагеря, доносился шум – крики, команды, гул автомобильных двигателей.

Ясна встала на край кровати, оттуда осторожно шагнула на спинку, держась за стену. Среди разводов белой краски в одном месте остался лоскуток чистого стекла. Ясна прижалась лицом к решетке, пытаясь разглядеть хоть что-то за окном.

Дом, в который ее поместили, был обнесен глухим забором, местами бетонным, местами сколоченным из досок. Бесконечно долгий день подходил к концу, на лагерь опускались серо-сиреневые сумерки. Видимо, дом стоял на холме: сквозь прореху между двумя неровно приколоченными досками почти на уровне земли Ясна вдруг увидела яркий свет, который сразу исчез.

Фары, догадалась она, где-то под холмом проехала машина. Гул двигателей не прекращался. Еще один проблеск, и еще, и еще. Она стала считать огоньки и дошла до десяти, когда внезапно включился верхний свет. Ясна быстро спрыгнула на пол, села на кровать, положила ладони на колени.

Что-то зашуршало, щелкнуло, и в нижней части двери открылся лючок, какие иногда делают для домашних животных, только шире и ниже. В открывшуюся щель из коридора въехал поднос с тарелкой каши и кружкой воды. Видимо, тюремщик продвинул поднос не до конца, и его край не дал люку захлопнуться.

Ясна бесшумно подошла к двери, села на корточки. Потрогала лючок, убедилась, что он по-прежнему открыт.

Ясна села на пол чуть в стороне, а потом легла головой к лючку. Придерживая его, осторожно сместила поднос, сдвинулась ближе к щели, попыталась хоть что-то разглядеть в коридоре. Прислушалась. Ошибки не было – неподалеку звучали приближающиеся шаги.

Она извернулась еще сильнее и смогла увидеть под углом кусок коридора, несколько дверей, череду лампочек на потолке и идущего человека. Сердце прыгнуло в груди – это был Штерн!

– Герхард! – негромко позвала Ясна.

Но Штерн ее не слышал. Дорогой кожаный полуботинок промелькнул в полуметре от ее лица и скрылся в невидимой для Ясны зоне. Сейчас он уйдет, и тогда…

– Доктор Штерн! – крикнула она во весь голос.

Шаги замерли.

– Это я, Ясна Благович, доктор! Посмотрите ниже.

Штерн вернулся чуть назад, и она смогла видеть хотя бы его штанину.

– Ясна?! Не может быть! Откуда вы здесь?

Штерн подвинулся так, чтобы видеть хотя бы часть ее лица, сел на корточки.

– Они захватили госпиталь, доктор! Они убивали раненых. И врачей. Будьте осторожны, для них нет ничего запретного! Не доверяйте им!

Штерн опасливо оглянулся.

– Спасибо, Ясна! Я вижу, что это за люди. Они запрещают мне разговаривать с заключенными без их присутствия. Но с этим неудобством я справлюсь. Завтра вас отведут к медсестре. Она проверит ваше состояние, а потом отведет в одно место, там мы поговорим без свидетелей.

С момента похищения Ясна успела подумать о многом и настроить себя на худший вариант развития событий. Ее сила воли заглушила животный страх, взяла панику под контроль. Но сейчас в черноте безысходности вдруг распахнулась сияющая дверца надежды: завтра случится что-то хорошее, появятся какие-то способы выбраться отсюда… Разум отключился. Пальцы Ясны впились в лючок, побелели.

– Хорошо… Только не уходите, доктор!

– Спокойно, Ясна, я вас уже нашел. Но сейчас обязан уйти – слишком большой риск для нас обоих.

– Да, конечно, я понимаю… Но не уходите…

– До завтра, Ясна.

Штерн с трудом отцепил ее пальцы от лючка, прижал его, и защелки захлопнулись.

Ясна так и осталась лежать на полу, прижимаясь щекой к холодному металлу лючка и повторяя снова и снова:

– Пожалуйста!.. Пожалуйста!..

* * *

Воронов и Олстрем, пошатываясь, вывели Роджерса под руки – на плац, подышать.

Американец жаловался на жизнь:

– Вас, русских, начальство редко выпускает на свободу! Зато у вас есть тетя Маша, да… А мы обречены, обречены приходить к Златковичу… У Златковича каждый вечер, каждый гребаный вечер играет «She’s got it»! Я ему говорю: это старая песня, Златкович, а он такой: это вечная песня, Джимми!

– Вечная! – энергично кивнул Воронов. – Давайте проверим, будет она играть сегодня?

– Может, не стоит? – осторожно возразил Олстрем и икнул.

– Свен, у тебя вообще завтра выходной! – напомнил Роджерс. – Не порти праздник нашему свежевыпеченному майору!