Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)

Этот разговор не был случайным, и, судя по всему, советская сторона изначально проводила зондаж относительно реакции Белграда на фактическое предложение об оказании помощи, так как прямое военное вмешательство могло серьезно повлиять на всю систему международных отношений и сорвать проведение Совещания по сотрудничеству и безопасности в Европе. Оно являлось важным для Москвы с точки зрения планировавшегося признания на нем послевоенного мирового порядка, границ и утверждения детанта в системе международных отношений. Встреча двух главных редакторов проходила накануне срочно созывавшегося на о. Бриони XVII расширенного заседания Президиума СКЮ. Его проведение было намечено на 28-30 апреля 1971 г. В ходе заседаний фактически в полной изоляции от внешнего мира обсуждалась ситуация, сложившаяся в отношениях между Хорватией и федеральным центром. На повестке дня стояли также вопросы обновления кадров и конституционные поправки, целью которых было законодательное закрепление прав народов СФРЮ и развитие существовавшей в Югославии системы рабочего самоуправления. На третий день работы заседания состоялся телефонный разговор И. Броз Тито с Л. И. Брежневым по инициативе последнего. Фактически советская сторона, сославшись на некую информацию о начале полномасштабного кризиса в Югославии и якобы сделанное Тито обращение за помощью ЮНА, настоятельно предложила свою помощь в «урегулировании ситуации». Тито заявил об отсутствии чего-либо экстраординарного во внутриполитическом положении и отверг советское предложение. Сообщив о разговоре с Брежневым, глава СКЮ обратился к участвовавшим в заседании с требованием не распространять эту информацию. Более того, о произошедшем не был поставлен в известность даже посол СФРЮ в Москве В. Мичунович[1254]. Уже позже стало известно, что звонок из Кремля был сделан в момент, когда на чрезвычайное заседание собралось Политбюро ЦК КПСС. Участники совещания ожидали результатов телефонных переговоров. В телеграмме, направленной в Госдеп из Белграда, рассматривались две версии происходившего. В соответствии с одной из них телефонный разговор Тито с Брежневым состоялся в действительности, так как его заключительную часть слышали некоторые члены хорватского партийного руководства, допустившие «утечку» этой информации, и Москва готовилась использовать силу для «решения» внутриполитических проблем СФРЮ. По другой версии, сторонниками которой была также часть высокопоставленных партийных чиновников Хорватии, Тито специально распространял слухи об этом разговоре, чтобы использовать советскую угрозу как инструмент объединения руководства СКЮ[1255]. Ситуация, складывавшаяся в стране, продолжала оставаться кризисной. Однако, как отмечали впоследствии те из окружения Тито, кто был знаком с механизмом поступления информации главе Югославии, после Брионского заседания «было ясно, что происходило манипулирование» югославским руководителем. Предоставлявшаяся ему информация «была неполной из-за цензуры, проводимой сотрудниками секретариата и спецслужб»[1256].

Кризис в соседней Югославии и общая ситуация в регионе рассматривались руководством HP Албании, прежде всего Э. Ходжей, с явно алармистских позиций. В начале 1971 г. совместным секретным решением ЦК АПТ и Совета Министров НРА был принят базовый директивный документ по вопросам оборонной политики, в котором заявлялось о необходимости решения двух вопросов. Одним из них было строительство военно-технических сооружений – бункеров – по всей территории Албании. Данные конструкции предполагалось использовать на случай войны как долговременные огневые точки и места укрытия. Планировалось построить сотни тысяч огневых точек и бункеров для укрытия гражданского населения в домах и государственных учреждениях. Именно это правительственное решение положило начало периоду, неофициально называемому в народе «Эпохой бункеризма» (Ерокё е bunkerizmit). Вторая часть документа касалась определения основ «Военного искусства народной войны», т. е. всенародного сопротивления возможной внешней агрессии в различных вооруженных формах. Э. Ходжа настаивал на увеличении артиллерии в общей структуре вооружений албанской армии, что привело к тому, что она составила к 1972 г. около 32% от всего тяжёлого вооружения[1257].