Глава АПТ, отмечая обострявшиеся противоречия с руководством КНР, давал собственную версию расстановки сил в контексте активизировавшихся попыток Пекина усилить связи с отдельными балканскими коммунистическими странами. Помимо внешнеполитического аспекта этого направления деятельности КНР, существовал и военно-политический, имевший непосредственное отношение к оборонной сфере. Отмечая, что основу внешнеполитической позиции Пекина составляют тезисы – «у кого есть противоречия с Советским Союзом, тот на стороне Китая» и «СССР – главный враг»[1844]
, Э. Ходжа резко критически характеризовал попытки КНР укрепить взаимоотношения с Румынией и Югославией. В первом случае, обращаясь к позиции СРР, называл её «самым дорогим другом» Китая, которому она демонстрировала свои противоречия с СССР, но, в действительности, использовала их как аргумент для получения помощи от КНР, во втором он отмечал стремление руководства СФРЮ сблизиться с Западом и США[1845]. Для албанской стороны «югославское направление» являлось традиционно конфликтным. Зимой 1976 г., Тирана, будучи обвиненной белградским руководством в поддержке ирредентистского движения албанцев-косоваров, рассматривала способы ответа на эти обвинения. 18 января Э. Ходжа беседовал с секретарем ЦК АПТ и членом Политбюро Р. Алией относительно возможной формы действий[1846], а уже на следующий день, 19 января, он вызвал министра иностранных дел Н. Насе и потребовал, чтобы по линии МИД был дан жёсткий ответ на обвинения со стороны другой соседки Албании – Греции, глава внешнеполитического ведомства которой Д. Бициос выступил в поддержку греческого национального меньшинства в НРА[1847]. Постоянные эпизоды обострения взаимоотношений Тираны с соседними странами и, прежде всего, СФРЮ и Грецией лишь усиливали в пропагандистской кампании режима внутри страны тезис о необходимости готовиться к возможной агрессии извне и усиливать борьбу с внутренним «врагом».§2. Не «доктрина Брежнева», не «доктрина Зонненфельдта», а национальный суверенитет
На проходившей 26 января – 5 февраля 1976 г. в Афинах Первой балканской конференции правительственных экспертов, с участием представителей всех стран региона, за исключением Албании, занимавшейся вопросами многостороннего сотрудничества, Югославия продолжила прежний курс, ориентированный на укрепление своей роли как лидера Движения неприсоединения в региональных балканских делах. Одновременно югославские политические обозреватели из числа специализировавшихся на освещении международных событий и делавших оценки в контексте общего внешнеполитического дискурса, развивавшегося в политических кругах и руководстве СФРЮ, в достаточно жёсткой форме характеризовали роль и место соседней Болгарии на прошедшей конференции. Они отмечали, что София сделала всё, что могла, для того, чтобы не допустить дальнейшего развития многостороннего сотрудничества в регионе. Как противоположность подобной политике рассматривался курс Румынии, выступавшей с близких югославской стороне позиций. В то же время, обращаясь к внешнеполитическому курсу Турции и Греции – бывших союзников Югославии по предвоенному Балканскому пакту 1934 г., а также созданному в 50-е гг. XX в. новому Балканскому союзу, югославские комментаторы, во многом отражавшие общие настроения, существовавшие в политических кругах страны, отмечали, что, выступая за региональное сотрудничество, Анкара не хотела бы создания постоянного секретариата конференции, на чём настаивали Афины. Подобное отношение Турции к этому вопросу было связано с нежеланием усиления позиций Греции как лидера балканского сотрудничества. СФРЮ, по мнению одного из авторов публикации в центральной югославской прессе, наоборот, не испытывала предубеждений в отношении участников конференции и была готова сотрудничать как со странами-членами ОВД, так и НАТО, так как сама являлась членом движения неприсоединения[1848]
.