Балканский венец. Том 2

Гость же подошел к ней, вежливо поклонился, взял с подноса чашу и выпил ее целиком, одним глотком, прикрыв глаза, отчего вид его стал особенно сонным. Когда же ставил чашу обратно, он вдруг будто очнулся и посмотрел Бранке прямо в глаза. Та тоже подняла взгляд, бесстыдница такая, посмотрела на чужака и зарделась вся. Старшая дочь старосты всегда была стеснительной, а тут совсем заробела.

– Испробуйте мед, – сказала она, наконец, – он сладкий.

«Ну тоже мне, сладкий! – ругался про себя Слобо. – А то он не знает, что мед сладкий. Давайте уж скорее, заканчивайте, а то что-то всё это…»

Мысли старосты были прерваны словами гостя:

– Конечно, испробую, лепотица[48]. Но только из рук твоих.

Сказал это чужак и глянул на нее так, что она, казалось, сейчас выронит поднос и убежит. Совсем засмущали девку. Вук сам пришел ей на помощь и подхватил уже почти падающий поднос. Бежать было некуда. Дрожащей рукой Бранка взяла деревянную ложечку с жидким медом и приподняла ее над плошкой, а мед все тянулся и тянулся за ложкой, словно золотая нить.

– Ну что ж ты, доделывай, раз начала, – сказал ей Слобо нетерпеливо.

Бранка подняла ложечку еще выше. Гость воспользовался этим, чтобы поймать губами медовую нить, и словно присосался к ней. Делал он это так, будто… Нет, смотреть на это непотребство у Слобо не было сил. Бабы, что интересно, глаз не отрывали.

– Ну, давайте уже, заканчивайте свои игрульки, – не выдержал староста.

– Благодарствую, лепотица, – ответил Вук, облизывая влажные губы языком, хорошо еще не змеиным, – мед твой и впрямь сладок.

Пора было с этим всем завязывать.

– А ну, девочки, брысь отсюда, все за работу! – скомандовал староста жене и дочкам. – А то, ишь, что учинили!

С удовлетворением понаблюдав, как женщины вернулись, наконец, в кучу, Слобо обратился к кузнецу:

– Бери его, Петар, веди в кузню. Да присматривай получше. Вот уже жду, когда наутро получу свои дукаты. Барыш поделим пополам, сойдет?

Кузнец кивнул и увел чужака к кузнице, кум подался до своей кучи, а староста остался стоять во дворе, у набирающей бутоны сливы. И тут поймал себя Слобо на мысли, что совсем забыл и про турок, и про восстание, и про всё прочее, стоило только этому странному Вуку появился здесь. Надо будет поспрошать знакомых торговцев из Лозницы – они много ездят везде, пусть вызнают, что это за люди, Ковачевичи из Шабца. А то всяко может быть. Как бы этот сонный на вид пришелец не оказался опаснее всех дахий вместе взятых. С другого бока…

Когда под вечер староста шел с поля до кучи, где-то по соседству в саду женский голос затянул старинную песню про то, что высоко в горах стоят развалины старинной кулы[49], где живет горный дух. Заманивает он женок и девиц из селений у подножия горы к себе, а те сами идут в кулу, потому что стоит им узреть его, как они тут же впадают в любовное томление. И пропадают те женки и девицы навсегда…

В ту ночь Слобо спал некрепко, тяжело спал. Сон навалился на него, как плотное покрывало из овечьей шерсти. То мерещилось старосте, что начинается гроза, сверкают молнии над крышей – и это в марте! – а он даже не может встать и закрыть окно. Потом снилось, что по куче кто-то ходит, а он опять не мог проснуться, чтобы посмотреть, кто. Под конец ему стало совсем жарко и душно, и показалось даже, что за стенкой начался пожар, что пылает куча, как костер, и надо спасать детей и имущество. Вскочил он с лавки весь мокрый, да еще и с криком. Жену напугал.

– Что с тобой, Слобо? – спросила она перепуганным голосом. – Что стряслось?

– Да приснилась ерунда какая-то, – ответил староста, проведя рукой по лбу, влажному от пота. – И ведь вроде не пил особо…

В приоткрытое окно дул прохладный ветер с гор. Почему тогда ему так жарко? Нигде не было ни молний, ни пожаров. Только пес во дворе тихонько поскуливал, да лошади в конюшнице беспокоились, всхрапывали и переступали копытами. Может, погода меняется?

– Это всё кум со своим пойлом, – вмешалась в его размышления Йованка. – Сперва налакаются непонятно чего, а потом…

Тьфу! Вот не может же баба, даже такая сообразительная, как его жена, не начать лезть туда, где ни черта не смыслит!

– Да ладно тебе. Спи! – буркнул в ответ Слобо и откинулся на подушку.

Йованка недовольно проворчала что-то, но потом тоже легла и тихонько засопела. А ведь хотел староста ночью сходить к кузне да заглянуть в окошко, что там поделывает этот Вук. Тоже дрыхнет, небось. Кузнец, тоже мне. С такими-то руками. И еще ногти эти. Но тут сон снова смежил веки Слобо. Ничего, утром ведь всё равно все всё узнают.

Все всё и узнали.