Баллада о драной душе

Когда коты вдруг начинают петь

Когда коты вдруг начинают петь,

Когда теплее дни и ветры тише,

Когда повеселевший старый пердь

Клюкой гоняет звонких ребятишек,

Когда овен своим упрямым лбом

Грозит апрелю расшибить воротца –

Я чую, что покуда не слабо

Барахтаться, буянить и бороться.

Возвращение блудного сына

Едва весенние разливы

Копытца облизнут Тельцу –

Не блудный сын, но сын блудливый

Подступит к отчему крыльцу.

Едва листва зашевелится

И облиняет старый волк –

С трудом узнав родные лица,

Сын глухо выдохнет: "Ну вот…".

И ни вопроса, ни упрёка,

Ни отпущения грехов;

Лишь дряхлый флюгерок, затрёкав,

Пыхнёт в сердцах щепой с верхов.

"Ну вот…". Как много в этом звуке!

А ровным счётом – ничего.

Отец и мать скрестили руки,

Глядят на сына своего,

Сухие губы плотно сжали,

А чадо мнётся у дверей,

Как будто беглый каторжанин

Смиренно клянчит сухарей…

24 февраля 2012

Ростовские сакуры

Где-то стынут гордые Исаакии,

Сосны вымерзают, как фрондёры, –

А в Ростове расцветают сакуры

Под смешным названием жердёлы*.

Значит, у души моей безбашенной

В раннем ли апреле, в позднем марте ли

Снова будут лепестки окрашены

В чистый цвет моей японой матери.

Благодать, как на далёком острове

Только капля алого на белом:

Ты раскосым взглядом жало острое

Мне под сердце вгонишь до предела.

И когда, дохнув вишнёвой пылью мне,

Упорхнёшь ты в сторону Шанхая,

Где-то сфинкс взмахнёт устало крыльями,

Грязный снег лавиной отряхая.

(4 мая 2005)

*Жердёлой в Ростове (да и вообще на Дону) называют дикий абрикос. Абрикосовые деревья здесь расцветают первыми – как и сакуры в Японии. Цветы у жердёл розовато-белые, как у вишни. Оттого и "ростовские сакуры". Так называла их моя жена, моя Светочка

Кинанебудет?

В кашне заверчен человечек –

Не болен, но слегка хрипат.

Апрель. Десятое, под вечер.

Весна. В Ростове снегопад.

Как это, в сущности, нелепо:

Ведь вишне скоро цвесть пора –

Но серый пепел сыплет с неба

Всевышний, что за номера?

Ростовский сумрак разрисован

Гурьбой свихнувшихся чертят:

Не пух порхает невесомо,

А хлопья грязные летят!

Туманный смрад, сырой и прелый,

Тяжёлым пеплумом покрыт

Так что там, в небе, отгорело?

Так что же там ещё горит?

А всё пронзительно и просто:

Господь в горячечном бреду

Сжигает жалкие наброски

Второго тома «Мёртвых душ».

Испита горькая настойка,

Давно тосклив графин пустой;

Сложила крылья птица-тройка –

Отец, и Сын, и Дух Святой.

Ни слова, ангелы, отвяньте!

Том первый – тот был ничего,

Хотя в экранном варианте

Не всё сложилось у него.

Листы в огонь Создатель мечет

Но продолжения кина

Ждёт разнесчастный человечек

В кашне у мутного окна.

(Ночь с 10 на 11 апреля 2009)

Тополиные беседы

Теплынь уступит холоду навряд –

Они и так весь май провоевали.

И тополя друг с другом говорят

Пуховыми, летучими словами:

О том, что воздух медом отравил

Какой-то псих до головокруженья,

О счастье, о погоде, о любви

И о международном положенье,

О девушке, с которой мужики

Не сводят глаз, под маечкой из шелка

Угадывая острые соски,

Нацеленные в небо, как двустволка.

Мне спасу нет от этих болтунов –

Я скоро просто крышею поеду: