Мы все сидим, мой ангел, на измене.
Ты высидела – чистый Фаберже:
Дворцы, кареты, слуги, луидоры…
Не нов сюжет. Верней, хренов сюжет:
Любовь прошла, завяли помидоры.
Вы с новым принцем, словно голубки,
А я был сущим недоразуменьем…
Так что ж твои глаза полны тоски
И скорби по утраченным пельменям?
6 августа 2005
Обезьянья охота.
Любовный гороскоп
Мне не спрятаться, мне не скрыться
Ни за стены, ни за кордоны:
На меня охотится Крыса,
Утончённая, как Мадонна.
Взглядом медленно пожирает –
Так, что, вирши свои шурша,
И трепещет, и замирает
Обезьянья моя душа.
Крыса гонит меня в болото,
Уж погибель моя видна…
На сезон обезьяньей охоты
Ей лицензия не нужна.
Может быть, спасли бы друзья, но –
Где найти мне друзей и как?
Я – несчастная Обезьяна,
Я – дворняжка среди макак.
Голос шепчет потусторонний,
Что бояться – нехорошо:
«Перейди к глухой обороне,
Ты же сильный, ты же большой,
Ты же умный и злой товарищ!..»
Голос, я не такой, как все:
Я теряю силы, едва лишь
Вижу Крысу во всей красе.
Я, как долька в её десерте,
Съесть меня – невеликий грех:
Разгрызёт она моё сердце,
Как Щелкунчик – лесной орех.
Обезьяньи чучела – в моде,
Обезьяньи шкуры – в цене;
И моей обезьяньей морде
Суждено висеть на стене.
Лучина
Устало дрогнула лучина –
И всё погасло вместе с нею…
«О, не суди меня, мужчина,
Прости меня – ведь ты сильнее!»
Заплачет женщина красиво,
Уйдёт ли женщина надменно –
Скажите женщине спасибо
За всё: за ложь и за измену,
За то, что бьёт без сожаленья,
Без всяких скидок на ранимость,
И не имеет представленья,
Что боль для вас – необходимость.
Душе без горестей легко ли?
Чтоб ей дышать, нужны занозы:
Неутихающие боли,
Непросыхающие слёзы.
Спасибо женщине скажите,
Простите женщине обиду –
И, как чужепланетный житель,
Вернитесь на свою орбиту.
После дождя
Щебечут птицы и свистят,
И ни на миг не замирают,
И крыши мокрые блестят,
И в лужах радуги играют,
А солнце капает с ветвей,
Свой свет оно дробит и множит;
В траве усталый муравей
Из капли выбраться не может,
А в роще тонкие дубки
Волной колышутся живою,
И небо кормит их с руки,
Как дети – козочек травою.
По роще весело идем
И солнце черпаем в ладони,
И пыль, прибитая дождем,
Дурманит слаще благовоний.
Но нам не в радость это все,
Как некурящему цигарка;
Серьгой акация трясет,
Как подгулявшая цыганка,
Трясет цыганочка серьгой,
Трясет своим подолом драным,
Шуршит и шепчет, что тугой
Наш узел разрубить пора нам,
Что эта роща мне мала,
Мне нужно небо в птичьем гаме,
Что дождь прошел, любовь прошла,
Прошла веселыми шагами,
Прошла по весям, по лесам,
По небесам, где даль сквозная…
Как будто я не знаю сам,
Как будто ты сама не знаешь,
Как будто не твое «пока!»
В душе листву заколыхало,
Как будто не твоя рука
Мне на прощанье помахала…
Бреду по тропке меж дубов,
Как по извилине мыслишка,
И бьется бедная любовь,
И бьется в капле муравьишка.
Любовь чумовая
Зачем ты домогаешься любви –
Цветов, лобзаний, встреч и остального?
Беги, моя хорошая, плыви,
Лети, спасайся от меня, чумного!
Ну ты же не совсем сошла с ума –
Возиться с ненормальными поэтами;
Моя любовь заразна, как чума!
Ах вот как… Значит, именно поэтому.
Тебе так нужен пир среди чумы,
В тебе такие страсти понаверчены!..
Но что любовь, когда не только мы –
Планеты и галактики не вечны.
Нет, не клянись любить меня до гроба –
Оставь меня живее всех живых.
Ты – из блаженных, я – из чумовых…
Чума возьми семейства наши оба.
Прогноз погоды
Верьте мне, люди
А снега нет. Тяжёлая тревога,
Тугие тучи, тёмная тоска.
И только жуткий вой издалека,
Как безнадёжный плач глухонемого.
А снега нет. И даже нет дождя.
И нет зимы, и ничего на свете.
Лишь кошки бесприютные глядят
На нас, как будто брошенные дети.
Я избегаю тривиальных рифм,
Но свет и дети – это связь иная.
Весною мы, конечно, воспарим,
Как пьяный турман, в небо окунаясь,
И, позабыв о раненом крыле,
Душа начнёт выписывать кульбиты
Под звонкий свист… И кошки, разомлев,
Отпустят наши зимние обиды.
Весна, депрессия
Весна, депрессия… Ей-бо,
Помимо томика Ли Бо,
всё лишнее в унылом кабинете.
Да и Ли Бо, по чести говоря,
мне нужен, как Шопен для глухаря.
Но ведь понты важней, чем тети-мети.
Всё проклинаю этою весной,
как протопоп в темнице земляной,
желая жить по старому обряду.
Но поздно пить боржоми, Аввакум,
и орошать пустыню Каракум.
Пора молиться: "Яду, боги, яду!".
Пусть даже ты и прав, и Бог един,
пусть джинна ждёт из лампы Аладдин,
пусть кто-то крестит лоб двумя перстами,
и водит двух козлов, и чтит Коран –
всё мишура… Пора, мой друг, пора,
поверь мне, здесь давно от нас устали.
Весною накрывает депрессняк,
но никому нет дела до бедняг,
земную жизнь прошедших на две трети
и, оказавшись в сумраке лесном,
мечтающих во снах лишь об одном:
начать всё вновь – бессмертными, как дети.