Баллада о драной душе

Не переживший господина

Утешительное июльскому ангелу

И снова ты со мной строга,

И снова день с надрывом прожит…

Мой ангел, ты мне дорога,

Но лето всё-таки – дороже.

Когда июнь отшелестел,

Когда июль настроил флейту,

Грешно пылать огнём страстей

По Цельсию и Фаренгейту.

Зачем, обидою дыша,

Глядишь ты мимо, не мигая?

Погода нынче хороша –

Бегом на речку, дорогая!

Я разрываю сеть интриг,

Истерик и игры на нервах:

Во-первых, лето. Во-вторых,

Вполне достаточно во-первых.

Ты, словно гость в чужом пиру –

Ну что ты злишься, объясни-ка?

Люби меня! Люби жару,

Люби черешню и клубнику,

Люби купаться по утрам

И косы расплетай тугие!

Не сочиняй кровавых драм.

… Их сочинят для нас другие.

Счастье

Меня такое счастье обуяло!..

А впрочем, совершенно беспричинно:

Вот женщина лежит под одеялом,

Лежит и нежно смотрит на мужчину.

Швыряет листья осень золотая,

В квартире тишь, на улице безлюдно;

И женщина как будто не святая,

И он без нимба – то есть абсолютно,

Не то чтоб их судьба связала туго,

Не то чтоб их союз скрепил Всевышний,

А просто им – достаточно друг друга.

И всё, что за окном – уже излишне.

(Ноябрь 2000)

Ведьмочка

Кто меня с тобою повязал,

Нас двоих стянул тугим арканом?

У тебя зелёные глаза

И улыбка с ласковым оскалом.

У тебя петлистое ушко,

Волосы пылающего цвета;

И когда скисает молоко,

Знаю точно я – ты рядом где-то,

Ведьмочка, ведьмочка, ведьмочка…

Образок ношу я на груди,

Крест ерусалимский – на гайтане.

«Господи, спаси и отведи!» –

Осеняюсь я тремя перстами.

Но опять пахнуло костерком,

Но опять свилась петля тугая,

Но опять скисает молоко

Здравствуй! как леталось, дорогая?

Ведьмочка, ведьмочка, ведьмочка,

Ой, мама, ведьмочка, ведьмочка, ведьмочка…

(18 сентября 2006)

П.С. Припев с ведьмочкой принадлежит Андрею Широглазову, замечательному поэту и исполнителю песен. Он положил эти стихи на музыку.

Лорелейное. От неба к бездне

Ich weiss nicht, was soll es bedeuten…

Heinrich Heine

Я не ведаю, что бы это значило…

Генрих Гейне

А женщины невесомо

скользят, порхают над городом,

воркуют своим особым

волнующим южным говором,

как будто сонные травы

в тревожных морских глубинах,

колышутся влево, вправо,

лелея себя, любимых,

себя, любимых, лелея,

а нас, наивных, дурманя –

воздушные лорелеи

заоблачных аламаний.

И мой чувствительный шнабель*

в плену аромата злого,

как глупый гаммельнский кнабе**

у дудочки крысолова,

и слепну днём, как сова, я,

вдыхая запах сиреневый –

а женщины уплывают

в четвёртое измерение.

Теряя точку опоры,

ныряю в пучины следом,

где все мои мутаборы***

становятся жалким бредом…

(5 декабря 2007)

*Шнабель, он же шнобель – нос (der Schnabel – клюв).

**Кнабе – мальчик.

***Мутабор – заветное слово, которое позволило калифу-аисту вернуть свой человеческий облик (Вильгельм Гауфф. "Калиф-аист").

Кто-то скажет, что эти примечания излишни. Хотелось бы верить, но – увы, увы… Уже и то смелость отчаянная, что я не пояснил значения Лорелеи и Аламании.

Сомнамбулическое

Раны затянуты, раны залечены,

раны зализаны…

Глупая женщина, глупая женщина –

значит, всё сызнова?

Не на беду ли , не на беду ли –

в прежние омуты?

Липа-медуния, липа-колдунья,

пахнешь по-злому ты.

Августом скрещены складки и трещины

в сети паучьи.

Снова обещано, снова обещано –

и не получено.

Слухи ли, толки ли осенью тонкими

лягут сединками.

Рюмки за рюмками, стопки за стопками,

льдинки за льдинками.

Счастье не лепится, ночь, гололедица,

зябнешь, затворница.

В небе медведица; бредится, бредится,

воется, воется:

Бледные пальцы, белые вальсы,

снежная конница…

Всё забывается, всё забывается.

Это – запомнится.

Мне снятся нубийские девушки

В качестве предисловия. 

Это стихотворение родилось во сне. Самое странное из стихотворений, которое я когда-либо написал. Самое мистическое из стихотворений, которое я написал. До сих пор задаю себе вопрос: а я ли его написал?

Наверное, автор

мне снятся нубийские девушки

узкобёдрые тёмные

словно выточенные из чёрного дерева

и отшлифованные до скользкого блеска

нагие в золотых змееподобных браслетах

нубийские девушки во тьме

карабкаются вверх по сетке-рабице

которая служит высокой стеною

а за стеною нет ничего кроме пустоты

мне снятся нубийские девушки

их острые влажные соски

похожие на маленькие коричневые шишечки