Баллада о Максе и Амели

Едва произнеся эти слова, Йедда дает волю соленой воде, рвущейся наружу из ее глаз. Анатьяри целует ее в щеку, убирая с нее губами соленую воду. Он делает это точно так же, как делал Дьялу, когда пытался меня подбодрить. Любовь этих двух людей была бы почти такой же большой, как наша, если бы Анатьяри не тосковал так сильно по звездам.

– Мы всегда будем находить друг друга, – говорит он.

– Почему ты так в этом уверен?

– Потому что наша любовь сильнее забвения.

Когда я проснулась и почувствовала, что с одной стороны меня освещает уже солнце, а с другой – еще луна, я стала потягиваться. От этого проснулся и Макс, который все еще плотно прижимался ко мне.

– У тебя все хорошо? – спросил он, открывая глаза.

– Да, – ответила я и прижалась к нему чуточку покрепче. – А у тебя?

– Мне сегодня ночью ничего не снилось. Потому что мы лежали рядом друг с другом.

– Потому что мы лежали рядом друг с другом, – повторила я его слова, и это мне понравилось.

– Ты никогда мне не рассказывала о том, что снится тебе, Рана.

– Мне снятся сны о нас…

– …и в то же самое время не о нас.

– Да. Однако сны эти не такие ужасные, как у тебя.

– Мы любим друг друга в твоих снах?

– Да…

– А…

Макс не решился больше ничего сказать.

– Ты хочешь знать, любим ли мы друг друга и сейчас? – тихо спросила я.

– Да.

Он посмотрел на меня. В его взгляде чувствовалась надежда и одновременно уязвимость. От правильных слов с моей стороны его глаза могли бы радостно засверкать. От моих неправильных слов его надежда погасла бы.

Инала любила Дьялу.

Айме любила Ровера.

Фрейя любила Бальдра.

А я? Любила ли я Макса?

Снились ли нам сны о наших предыдущих жизнях – если таковые и в самом деле у нас были – потому, что наша любовь была сильнее, чем забвение?

Пса лучше Макса я еще никогда не встречала. Он прогнал мой страх и заботился обо мне. Всю дорогу прочь из города, вдоль реки и до самого моря он следил за тем, чтобы мы держались друг возле друга и чтобы расстояние между нами и птицей не становилось слишком большим. Синее Перышко ведь не обращала особого внимания на то, успеваем ли мы, собаки, за ней или нет. Но чувствовала ли я себя рядом с Максом так же уверенно, как чувствовала себя рядом с Дьялу Инала?

Нет.

Пахло ли от него для меня так же, как для Иналы пахло от Дьялу?

Нет.

И вот теперь ему захотелось узнать, какие чувства я к нему испытываю. Однако я не знала, что такое любовь. Я судила о любви только по своим снам о пустыне. А в этом сне от меня и от Дьялу пахло одинаково – как от одного и того же живого существа. От меня же и от Макса одинаково не пахло.

Мне не хотелось говорить правду, но, с другой стороны, и врать тоже не хотелось. Поэтому я отвернулась и посмотрела на Синее Перышко, которая тоже уже проснулась и сейчас тянула клювом червяка из влажного песка.

– Я для тебя – всего лишь калека, – тихо сказал Макс.

– Но и я тоже калека…

– Однако я – такой калека, который не может иметь детей.

Макс бросил взгляд в сторону птицы, которая в этот момент клювом разрывала червяка на две части. Одну часть она тут же проглотила, а вторая упала на песок и лежала теперь там в ожидании, когда и ее подберут и проглотят. Мне не хотелось причинять Максу боль, но я, тем не менее, это сделала.

– Это… Это не… – пробормотала я.

Макс повернулся ко мне и рявкнул:

– Что же это тогда?

Меня задело то, что он на меня рявкнул, а потому я рявкнула на него:

– А ты-то меня любишь? Меня, самку с одним глазом?

– Да, люблю, – ответил он.

Меня любят? О прародительница собак, меня любят!

Я не могла в это поверить. Нет, я не хотела в это поверить. Потому что это вселяло в меня страх. Я фыркнула, встряхнулась и пролаяла ему:

– Потому что тебе приснился об этом сон? Именно поэтому нам следует друг друга любить?

– Да, – абсолютно спокойно ответил Макс.

– Потому что такова наша судьба?

– Да…

– А ты любил бы меня, если бы не видел тех снов?

– Что?

– Без своих снов ты считал бы меня уродливой.

Макс ничего не сказал в ответ.

– Или ты чувствуешь себя рядом со мной в такой же безопасности, как на пляже из твоего сна?

Макс снова промолчал.

– Мой запах для тебя такой же приятный, как запах самки из твоего сна?

– Нет, – смущенно признался он.

Это было мне неприятно. Гораздо неприятнее, чем должно было бы быть.

Это ощущение было настолько болезненным, что мне захотелось сказать ему в отместку: «Твой запах тоже для меня не такой приятный, как в тех снах!»

– Я не могу зачать детенышей, – Макс печально посмотрел на меня своими темными глазами. – Именно поэтому мой запах – другой.

Мой гнев тут же улетучился, моя боль почти забылась. Мне хотелось лишь как-то ослабить его горе, и я сказала: