Баллада о Максе и Амели

Даже Синее Перышко сверху изумленно наблюдала за тем, как Макс стремительно взбежал на небольшой пригорок, а с него помчался обратно к морю.

Чуть позже Макс развернулся, помчался назад, заскочил на пригорок, на который только что вскарабкалась я, и сказал:

– Если я когда-нибудь и стану сильным, то только благодаря тебе.

34

Наступает утро. Мне лучше. Рана гноится уже меньше, кровотечение почти прекратилось. Укус скорпиона я пережила. Однако голод и жажда доконают меня, моих детенышей и всю остальную стаю, если мы в ближайшее время не найдем какой-нибудь водоем.

Анатьяри стоит рядом с тремя другими людьми. Они взволнованно разговаривают. Он возвращается к нам и говорит Йедде:

– Вы останетесь здесь. Мы четверо отправимся в разных направлениях, чтобы поискать воду.

– Ты пойдешь один? – озабоченно спрашивает Йедда.

– И найду воду для нас всех, – Анатьяри весь сияет.

Он был и остается большим оптимистом.

Йедда отнюдь не сияет. От нее пахнет страхом. Пахнет так сильно, что я чувствую у себя на языке горький вкус сгнившей лимонной осины.

– Я вернусь, – обещает Анатьяри, однако у него не выходит забрать у Йедды ее страх.

– Ты будешь остерегаться Золотого Света? – спрашивает Йедда, и я невольно вспоминаю о Кассиопее, которая вроде бы должна появиться вслед за Золотым Светом, чтобы стать предводительницей всех кошек и установить их господство во всем мире.

– Клянусь тебе в этом, – очень серьезно говорит Анатьяри. – Я буду остерегаться Золотого Света.

В последующие дни мы питались мертвыми чайками, валявшимися на пляже. Когда нам не удавалось найти трупы чаек, я убивала для нас мышей. Один раз мне удалось поймать еще одного зайца, а один раз даже ежа. У меня это получалось так, будто я всю свою жизнь только тем и занималась, что охотилась.

Макс поначалу бежал рядом со мной, когда я гналась за своей добычей, но потом даже ему стало ясно, что действует он при этом весьма неуклюже. Охотник из него был просто-таки никудышный. После того как он осознал, что толку от него на охоте почти никакого, он стал просто ждать, когда я схвачу добычу и поделюсь ею с ним. Синее Перышко ехидничала особенно злобно, когда Макс получил от меня половину растерзанного ежа:

– Она тебе нужна, а ты ей – нет.

Однако в данном случае эта маленькая тварь ошибалась. Макс был мне нужен. Причем не только потому, что он мог забирать у меня мой страх. Когда он был рядом, я тоже спала спокойно. Клятва Анатьяри в том, что он будет остерегаться Золотого Света, была последним, что мне приснилось. Макс защищал меня во сне точно так же, как я защищала его.

Несколько дней спустя мы увидели с пляжа множество деревьев. Это, видимо, был лес, через который Синее Перышко хотела провести нас к тем далеким холмам и горам, за которыми находился дом Макса.

– Попрощайтесь с морем, – сказала Синее Перышко и села мне на спину, на которой она уже не раз с удовольствием сидела. Поначалу я ее сгоняла, но вскоре поняла, что отвадить эту птицу от сидения на моей спине мне не удастся. Прошло еще два дня, прежде чем до меня дошло, что Синее Перышко делает это не из желания меня позлить, а потому, что и она хочет ощутить близость к кому-то. И мне эта ее привычка постепенно даже стала немного нравиться.

Я еще раз глубоко вдохнула запах моря и послушала напоследок тихий шелест волн. Мне хотелось навсегда запомнить прекрасные дни и ночи, проведенные с Максом на пляже, и подумалось даже, что если бы я все-таки взяла себе какое-то другое имя, я, наверное, назвала бы себя Морем.

Я тут же отогнала эту мысль прочь. Не столько потому, что все еще полагала, будто никто не может сам давать себя имя (с тех пор как я стала открывать для себя мир, мои представления и взгляды менялись день ото дня), сколько потому, что я была не такой красивой, как море. Я была Раной и буду ею всегда. Однако теперь это имя казалось мне не таким уж плохим.