Баллада о Максе и Амели

– Кассиопея – бессмертная, – пояснил нам всем вожак, – и она бродит по миру с того времени, когда внук волка-отца, превратившись в кошку, убил всех ее детей и изодрал тело Кассиопеи так, что она уже больше не могла иметь детенышей.

В этот момент я впервые в жизни почувствовала сострадание к кошке. Я почувствовала его не из-за того, что Кассиопея утратила своих детенышей, и не из-за того, что она уже больше не могла ими обзавестись, а из-за того, что она не могла умереть и забыть о том ужасе, который с ней произошел.

– От этой самки запахло состраданием, – фыркнул Белый Хвост, показывая на меня. – Она любит кошек.

– Собака-мать тоже посочувствовала Кассиопее, – одернул его Пятно, но сделал он это спокойно, не зарычав. Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы Белый Хвост больше ничего не говорил. – Поэтому она приказала своим внукам не убивать эту кошку. Однако волк-отец не хотел, чтобы она не понесла вообще никакого наказания за совершенные ею поступки и за то, что она убила многих волков и собак, и поэтому он заставил ее испить из источника безвкусного плюща, вода которого дала ей вечную жизнь.

– А почему все собаки и волки сами не испили из него? – снова вмешался в разговор Макс. – Им ведь тогда уже не пришлось бы умирать.

Вопрос Макса, по-видимому, вызвал такую неприязнь у Пятна, что тот даже соизволил ему ответить:

– Смерть – это неотъемлемая часть жизни.

– Но они ведь могли бы ее избежать, – возразил Макс.

– Без смерти нет жизни, – резко заявил Пятно. – Оттягивать смерть настолько, насколько это возможно, – вот что придает смысл нашему существованию. Из-за нее мы охотимся, из-за нее мы обзаводимся детьми, из-за нее мы любим жизнь.

– И из-за этого мы любим также и смерть, – впервые вступила в разговор волчица по имени Ненависть.

Ее голос был не таким низким, как у остальных волков, и в голосе этом чувствовалась вовсе не ненависть, а, наоборот, любовь. Любовь к смерти. Но как вообще можно любить смерть?

Я, встряхнувшись, сказала: «Мне нужно чего-нибудь попить», – и направилась к особенно глубокой луже.

– Но только не эту воду, – предостерег меня Пятно.

У меня на мгновение затеплилась надежда, что это и есть источник безвкусного плюща, который дает бессмертие. Если бы Макс из него попил, ему бы уже никогда не довелось умереть, и тогда надо мной не висела бы опасность того, что мне придется о нем скорбеть. А если бы этой воды выпила и я, то тогда Максу тоже никогда не пришлось бы скорбеть обо мне. Мне, однако, тут же пришла в голову мысль, что он в случае моей смерти и не стал бы так уж сильно обо мне скорбеть. Иначе как бы он смог так запросто пообещать мне, что умрет не раньше, а позже меня? Такую клятву он мог дать только в том случае, если способен запросто выдержать боль, связанную с моей смертью. Может, он любит меня не так сильно, как я его?

– На эту затхлую лужицу даже и не смотри, – сказал Пятно. – Мы отведем вас к источнику, в котором вода свежая.

Ага, в этой луже, получается, была самая обычная вода. Как же глупо было с моей стороны вдруг поверить в то, что она может оградить нас от смерти!

Волки пошли прочь. Я хотела последовать за ними, но Макс вдруг вознамерился попить из этой лужи. Я ткнула в него своей мордочкой.

– В чем дело? – зарычал он.

– Ты оскорбляешь волков.

– Меня это не волнует.

– А меня волнует. Они нам помогли.

– После того, как мы попьем воды, мы пойдем дальше, – сказал Макс.

Это мне не понравилось: я пока еще не хотела расставаться с этой стаей.

– Нам не повредит, если мы проведем некоторое время среди них и отдохнем, – сказала я.

– Мы пойдем дальше, – прорычал Макс.

Я уже собиралась на него рявкнуть (что он о себе возомнил – думает, что может сам решать, что нам дальше делать?), но тут Пятно, который уже отошел вместе с другими волками от нас на расстояние в двадцать собачьих туловищ, вдруг повернулся и спросил:

– А где живут твои люди?

В его голосе чувствовалось презрение. Я отчетливо ощутила его запах.

– В одном городе в горах, – ответил Макс, игнорируя презрение, прозвучавшее в этом вопросе.

– Ну, тогда вы по дороге к ним погибнете.

– Почему? – спросила я.

– Еще до того, как вы доберетесь до города, начнутся снегопады. И вы насмерть замерзнете.

– Замерзнем мы или нет – этого ты знать не можешь, – прорычал ему Макс.

Однако Пятно, уже больше не обращая на него внимания, спросил меня:

– Так ты хочешь пить или нет?

– Давай побудем среди них один день, чтобы набраться сил, – попросила я Макса так тихо, чтобы меня не мог услышать Пятно.

Макс ничего не ответил.

– Пожалуйста, всего лишь один день!