Баллада о Максе и Амели

Пятно перестал рассказывать, лишь когда солнце уже стало заходить за горизонт и мы нашли себе место для ночлега под выступом скалы. Когда вожак пошел к какому-то дереву, чтобы возле него облегчиться, Белый Хвост сказал мне:

– Он любит старинные истории. Но я сочиню новые.

Его дыхание при этом прямо-таки ударило мне в мордочку своим резким запахом. Никто из сородичей Пятна не одобрял его решения принять меня в их свору, а особенно Ненависть, которой оставалось лишь горевать по поводу того, что она не была его избранницей.

– Он хочет завести с тобой детенышей, – сказала она. – Так, как это сделали первенцы, хотя предсказание рыжего орла и предостерегало их от этого.

В обычной ситуации я сочла бы ее слова смехотворными, но от вожака каждый день начинало пахнуть жизнью, когда он рассказывал о брачном союзе первенцев. Однако запах этот был не таким, как от Макса, от которого пахло одновременно и жизнью, и любовью. Исходивший от Пятна запах был лишь запахом желания породить новую жизнь.

Я, получалось, могла обзавестись детенышами.

Могла обзавестись детенышами с волком, который защитил бы их от всех опасностей. Кроме того, если бы он умер, мое сердце не стало бы разрываться на части. Потому что я этого самца не любила. Это было даже больше всего того, о чем я могла когда-то позволить себе мечтать на своей мусорной свалке.

С этой мыслью я заснула, и мне стал сниться тот день, когда я утратила свою сестру.

Анатьяри идет, пошатываясь, вниз по склону песчаного пригорка. Из его живота сочится кровь, и до нас доносится запах его внутренностей. Если бы он был кенгуру, мы набросились бы на него, чтобы утолить свой голод. Однако мы этого не делаем. Он ведь принадлежит к нашей стае.

Нить, связывающая меня с этой собакой, позволяла мне, лежащей на больничной койке в отделении интенсивной терапии, чувствовать, что ей снится тот день, в который все это началось. И поэтому мне, все еще пребывающей в лихорадочном бреду, тоже пришлось вспомнить об этом дне, то есть о том, как мужчина из племени с тотемом в виде змеи напал на Анатьяри и ударил его рубилом, когда Анатьяри приблизился к источнику, принадлежащему этому племени. Анатьяри из последних сил сумел доковылять до того места, где находились мы, чтоб предупредить нас о близости врага. С того времени прошли уже тысячи лет, но у меня все еще звучат в ушах его крики. Я слышала их каждый день. В каждой своей жизни.

Анатьяри, так и не дойдя до основания пригорка, падает. Йедда громко зовет шамана. Мы, собаки, бежим вверх по склону пригорка. Дьялу подбегает к Анатьяри и чувствует то, что чувствую и я, – запах приближающейся смерти. Наш брат умрет. Не сразу. Но не позднее того времени, когда наступит полуденная жара.