Баллада о царицынском муже и корсарской жене (СИ)

Когда Николай был мальчишкой, то верил, что эта дорога ведет в самое сердце Кощеева царства, к заколдованной принцессе, превращенной в Жар-птицу чародеем-изгнанником. И томилась принцесса в ласточкиной башне, но не ждала спасения, а сбрасывала каждый день по перышку, надеясь, что одно из них окажется прочным, как закаленная сталь горного клинка, и острым, способным во взмахе рассечь златотканую ленту, коей подвязывала принцесса роскошные волосы. Таким-то пером и поразила бы она чародея в его черное сердце.

Однако ж, на ее счастье, Николай всегда появлялся во владениях самозваного царя раньше и принцессе оказывал, так сказать, медвежью услугу.

Но вовсе не собирался он на ней жениться, говорил смышленый не по годам принц своенравному шиповнику, который принимал за бесчувственную принцессу, не подумавшую и «спасибо» сказать за свое освобождение. Кому нужны упрямые девчонки и женитьбы, и наследники престола, и одно королевство, когда можно отправиться, куда душа пожелает, разузнать про песенную магию у морского народца из чертогов и обучиться искусству ковки у прославленных гномских кузнецов.

Николай жаждал открытий, знаний, утерянных в затопленных храмах и сокрытых в толще многовекового льда. Он верил, что станет великим – изобретателем, мореплавателем, историком. Он вообще много во что верил – в русалок, в драконов, в настоящую любовь, в говорящий дверной молоток. Приятно было знать, что не все оказалось выдумкой.

– Что это тебя так развеселило? – между тем поинтересовалась Зоя, когда Николай улыбнулся, а потом снова, вспоминая любознательного мальчишку, спорящего с деревьями по поводу женитьбы.

Зоин нос уже раскраснелся от холода, и в толстой шубе, не скрывавшей выдающийся живот, она, его грациозная, его элегантная супруга, шла медленно, местами даже вразвалочку, и была оттого до невозможности очаровательной.

Николай стиснул ее ладонь в рукавичке, покоящуюся на сгибе его локтя, и повел дальше по тропинке, которую знал как свои пять пальцев.

– Вспомнил, как настырно отрицал институт брака, когда был столетия на три младше, чем этот лес, – хохотнул он. – Вот до чего доводит жизнь при дворе – уже в восемь ты готов дать обет безбрачия, лишь бы не становиться призовой лошадкой драгоценной матушки. К моему счастью, породистым жеребцом был мой покойный братец, храни Святые его нежную душонку, а не я. Я-то всего-навсего родился красавцем. Во дворце поговаривали, что тетушка Людмила, завидев меня после рождения, объявила, что корону надобно передать мне, ведь люди любят красивых монархов, а наследный принц, то бишь мой дорогой братец, страшен, как бубонная чума. Воистину, удивительная она была женщина, моя тетушка Людмила.

Зоя оглянулась на него:

– Раз уж ты заговорил про женитьбу, самое время обсудить то, что обсуждать ты упорно отказываешься.

– Нежелание обсуждать что бы то ни было в определенных обстоятельствах вовсе не означает отказ от обсуждения, – увиливал Николай. – Никак тебе это знакомо, Зоя?

– А ты на меня стрелки не переводи. И сбавь шаг, я за тобой не поспеваю. Уж будь так добр, окажи эту скромную услугу своей глубоко беременной жене, – сказала она с нарастающим раздражением.

Николай, опомнившись, притормозил, поднес к губам ее руку и в знак извинения поцеловал. И еще разок, уже для себя.

– Знаю, знаю, наш многоуважаемый Совет пожелал выдать мою сестрицу за Вадика Демидова, дать ему парочку титулов к уже имеющимся, чтобы его, так сказать, приголубить, пресечь на корню мятежные мысли, если таковые вдруг, упаси Святые, родятся в этой светлой головушке. Да только Демидову и без того страшно хорошо живется на крыгинское золото в своем сказочном поместьице, с чего бы, скажи на милость, ему мутить воду? Смутьянить, бунтовать против кормящей его матери? Нет, любовь моя, не осмелится наш маленький Ланцов на подобную дурость, и не потому, что слишком труслив, вовсе нет, а потому что знает цену милости царицы нашей Равки. Ланцовы всегда были жадными. Какая жалость – для них, разумеется, для моих любезных родственничков, – что я вырос среди них и тоже не люблю делиться. А сестра моя выйдет замуж за того, за кого пожелает, или и вовсе никого не возьмет в мужья.

– Ты высказался?

– Именно так – высказался, так что, полагаю, нет больше надобности возвращаться к этому досадному разговору.

Он, Николай, пообещал Магнусу приглядывать за сестрой вовсе не для того, чтобы пригласить ее ко двору – заиметь, как считали министры, сильный, увесистый козырь, а потом разыграть с его помощью сомнительный марьяж.

Не то чтобы Николай не осознавал необходимость, правительственную нужду в устроенном браке – как-никак, сам он, пусть в свое время и строил из себя этакого несговорчивого вредину, готов был сложить оружие и пойти под венец хоть с пуделем, одетым его дражайшей невестой, если бы этот союз помог укрепить позиции Равки, избежать войны.