Баллада о царицынском муже и корсарской жене (СИ)

Казалось, только в свитом полевой песней гнезде посреди шепчущихся братьев-колосьев, где любили Зоя и Николай полакомиться спелыми сливами и помолчать, они оставались наедине с миром и друг с другом.

– Не составишь мне компанию, Зоя? – он уже разобрался с брюками, и против воли Зоя залюбовалась им, представшим перед ней во всей несокрытой наготе, томящимся под блаженным солнцем. Теперь его движения были ленивые, разомлевшие, как после горячего медового вина, и он ничуть не возражал, когда Зоя мягко толкнула его на спину и умостилась сверху.

– Может быть, и составлю, – отозвалась она, позволяя ему освободить от сорочечных одежд и ее. Теплый ветер усладил нежной лаской ключицы и груди, но куда слаще было, когда Николай взглянул на нее, как в день их свадьбы, впервые увидев ее в подвенечном платье, богато вышитом серебром, с собранными в косы густыми кудрями, увенчанными короной с кружевной фатой.

– До чего ты у меня красавица, – сказал он сейчас.

– Будто бы я и без тебя этого не знаю, – отмахнулась Зоя, но Николай, конечно, понимал, что его комплименты она не променяла бы ни на что другое, как ведал и то, почему ее гибкое подтянутое тело в последние месяцы вдруг округлилось.

Может, с недавних пор Зоя и стала пуще прежнего налегать на вишню в шоколаде, особенно по ночам, но тайна, которую они с Николаем делили вдвоем, была отнюдь не в этом.

Он поцеловал Зоин живот, когда наполнил ее с заботливой неторопливостью, поддерживая за поясницу. И пусть командование было в ее руках, Зоя позволила себе минуту покоя, насыщаясь родной тяжестью, пока губы Николая продолжали свою медленную ласку.

С ним одним всегда было хорошо до безобразия.

========== Купальни графа Крыгина, непристойное свинство и великодушие ее величества ==========

Шутили сестрицы, что с королевой Равки ему рядом и стоять негоже, потому как он до того тшедушненький, что от одного взмаха элегантной руки с перстнями не то покачнется, как осиновый ствол, не то и того пуще – взлетит, рыжий, как огонек от костра, в вышину, вот смеху будет!

Крыгин на сестриц обижался, ведь вовсе он был недурен, а как приоденется – так воистину граф. Мнение, однако ж, пришлось пересмотреть, когда узрел недурный граф его королевское высочество в мужских купальнях, само собой, раздетым донага и являющим зрелище поистине эстетическое, прямо-таки художественно благолепное.

Ничего не оставалось, кроме как спрятать худощавое тельце, розовое, гладкое и чистое, как ребятенкова попка, за полами жаккардового халата. По крайней мере он, Крыгин, был баснословно богат, и халат его и переливался, и искрился сапфировой вышивкой и кусочками бирюзы на месте благородных драконьих глаз изощренной аппликации, ни больше ни меньше величайшего портняжьего творения. За один только драконий глазок можно было купить усадьбу под Ос-Альтой, а за два – всамделишный дворец, чего уж говорить про весь халатец целиком!

Эта мысль Крыгина ободрила, и он принялся разглядывать нагих танцовщиц в блестящих украшениях, кружащихся меж пышущими сладостью фруктовыми деревьями, меж фигурными арками, танцующих над возлежащими под ними мужчинами. Золотое Болото, его сердечный дом, его любимая усадебка, видят святые, было в разы, в разы скромнее новеньких мужских купален, новаторских, передовых по части технологий, да и на архитектурном поприще, стало быть, тоже первых.

Современные, но не утратившие старинной, прециозной изысканности, канонов заграничных купален с фонтанами и фонтанчиками, с изображающими великие сказы мозаиками, с полотнищами, изукрашенными длинноногими сильдройрами и лесными девами, играющими на флейтах и арфах.

Мелодия, музыка, казалось, текла из бьющихся под беломраморными ступенями водных токов, вырывалась из полотен, извлекаемая из китовых струн пальчиками мифических арфисток. Просачивалась сквозь куполообразные потолки, изрисованные созвездиями. Золота и драгоценных камней здесь было больше, чем в золотоносных рудах, чем в горных рудниках.

Славное, поистине славное место! Выгорело дело, думал Крыгин, выгорело дело, как и говаривал Николай.

Все уважающие себя мужи хотели хоть разок поприсутствовать в прославленных купальнях графа Крыгина, с бассейнами, бурлящими, как водопады, бассейнами температуры исключительно угодной: когда хочешь – горячей, как запретные ласки двух любовников, иль прохладной, навевающий на мысль об утренней постели, об охлажденном белом вине, которое подают в вырезанном из млечного опала графине. По краю идет яшма, основание из золота, а ручка так выделана, что ухватишься, как за рукоять меча, легкого, точно перышко, острого, во взмахе рассекающего батистовый платочек…

Нет, в действительности редкостное было место, великое, увенчанное славой, а что аполитичное, скорее увеселительное, чем высокоидейное – да и боги с ним, и, тьфу ты, боги с этими идеями, главное, что славное местечко, что мужам нравится.