Баллада о змеях и певчих птицах

Кориолан сжал кулаки. Он понятия не имел, что взбредет в голову гадюкам. Переродки в террариуме, познакомившись с его запахом, не обратили на него никакого внимания. Однако на арене их тянуло к девушке-трибуту, словно магнитом. Может, дело в окружающей среде? Рептилий выбросили из теплого тесного контейнера на огромную открытую арену, и теперь они ползут на единственный знакомый запах. Наверно, тянутся к ней в поисках безопасного укрытия.

Люси Грей ничего про змей не знала, потому что в тот день в зоопарке, когда Кориолан хотел рассказать ей о происшествии с Клеменсией, ее положение было настолько плачевным, что он промолчал. Интересно, Люси Грей догадывается, почему они ей повинуются? Наверно, думает, что все дело в пении. Пела ли она им у себя дома? «Эта змейка – моя добрая подружка», – сообщила она девочке в зоопарке. Похоже, в Дистрикте-12 ей приходилось дружить со змеями. Вероятно, девушка боится, что ее ужалят, если она перестанет петь. И это – ее лебединая песня. Люси Грей ни за что не уйдет без эффектного финала. Пожалуй, она предпочла бы погибнуть в ярком свете прожекторов, с песней на губах.

Девушка-трибут затянула первую строчку голосом нежным и при этом звонким, как колокольчик.

В глазах твоих свет погас,
И ты в лучшем мире сейчас.
Я же стою на пороге,
Пора подвести мне итоги,
Закончить дела земные,
И тогда уже в дали иные.

Старая песня, подумал Кориолан. При упоминании лучшего мира он сразу вспомнил Сеяна с его хлебными крошками. Да еще этот «порог» – ведь пока она жива.

Я позже приду,
Когда песенку допою
И пальцы о струны сотру.
Распущу ансамбль к утру,
Заплачу по своим счетам
И прощу всем своим врагам.
Закончу дела земные,
И тогда уже в дали иные.
Ведь здесь уже нет ничего,
Ведь здесь уже нет никого.

Распорядители дали общий план, и Кориолан едва на завопил от возмущения, пока не понял, почему они это сделали. Заслышав мелодичную песню юной сирены, змеи поползли к ней со всех сторон. Даже те, которые уютно устроились в ожидании Тесли, позабыли про свою добычу и ринулись к Люси Грей. Все еще дрожа от ужаса, Тесли сползла на землю и заковыляла к сетчатому забору сбоку от баррикады. Под звуки песни она благополучно вскарабкалась повыше.

Я тебя догоню,
Когда чашу допью.
Потеряю верных друзей,
Устану от мелких страстей.
Выплачу все свои слезы,
Позабуду все свои грезы.
Исчерпаю страданья земные,
И тогда уже в дали иные.
Ведь здесь уже нет ничего,
Ведь здесь уже нет никого.

Камера взяла лицо девушки крупным планом. Кориолан подозревал, что обычно Люси Грей приходилось выступать перед аудиторией, хорошенько принявшей на грудь. Готовя своего трибута к интервью, он услышал множество песен, которые навевали на мысли о пьяной компании, размахивающей жестянками с джином в такт музыке в каком-нибудь баре. Впрочем, выпивка вряд ли была так уж необходима: бросив взгляд через плечо, Кориолан увидел, как зрители в Хевенсби-холле принялись раскачиваться в такт. Голос Люси Грей стал громче, эхом разносясь по арене.

Я все тебе расскажу,
Когда свою гибель найду.
Подведет меня бренное тело,
И проиграно будет все дело.
Моя лодочка сядет на мель,
Я пополню список потерь.
Исчерпаю страданья земные,
И тогда уже в дали иные.
Ведь здесь уже нет ничего,
Ведь здесь уже нет никого.

На последних строках голос Люси Грей достиг крещендо.

Когда я любить научусь,
Голубкой к тебе прилечу.
Ведь здесь уже нет ничего,
Ведь здесь уже нет никого.

Публика ждала, затаив дыхание, пока отзвучит последняя нота. Змеи тоже подождали, потом зашевелились. Люси Грей откликнулась нежным напевом, словно баюкала беспокойного ребенка. Увидев, что змеи затихли, зрители вздохнули с облегчением.

Трансляция вернулась в студию. Счастливчик выглядел таким же зачарованным, как и рептилии: глаза остекленели, рот приоткрылся. Заметив себя на экране, ведущий мигом спохватился и переключил внимание зрителей на доктора Галл, сидевшую с каменным лицом.

– Что ж, Главный распорядитель… мои аплодисменты!