Баллады снова солгут

— Тебе же хуже, — трактирщица пожала дебелыми плечами и обернулась к посетителям. — Эй, парни, кто хочет трахнуть остроухую? По десятке красными, и тащите её на кухню.

Трактир немедленно загалдел, а меня затошнило, будто моё тело было готово отдать эту несчастную корку хлеба обратно, лишь бы отвести от себя надвигающийся кошмар.

— Не надо, пожалуйста… — прошептала я, даже не надеясь, что в поднявшемся шуме меня хоть кто-то услышит. — Что угодно, только не это…

Дарн услышал. Но в его остром лице, обращённом ко мне, не было ни капли сочувствия.

— Ну, я б тебя заставил полы отдраить. Но так мы ещё и заработаем.

У меня закружилась голова. Крестьяне громко спорили, кто будет первым, а я озиралась в поиске какого-нибудь оружия. Но вблизи ничего не находилось, только над очагом висело что-то вроде колуна.

К шуму добавился звон: радостные посетители доставали кошельки. В приступе отчаяния я кинулась к очагу, обогнув Дарна, который явно не ожидал от меня такой прыти. Едва не обжёгшись, я подпрыгнула над огнём, но до колуна не достала. Тинва что-то крикнула, но я не прислушалась. Уцепившись за рукоять со второй попытки, я сорвала колун и завизжала:

— Не подходите ко мне!

Крестьяне обескураженно затихли, а я прикинула, за сколько прыжков я доберусь до трактирщицы, и хватит ли у меня духу её ударить. В треске пламени за спиной мне слышался осторожный шёпот, будто дающий мне какие-то советы…

Ох, друг, если б я только могла их понять.

— Дарн, ну чего ты стоишь, отбери у неё топор! — рявкнула Тинва.

Мгновение было упущено. Дарн ощерился и достал из-за пояса кривой и, кажется, ржавый нож, заступая мне дорогу к двери.

— Экая сучка-то, — заржал кто-то из посетителей, — строптивая! Тинва, скинь пару монеток, кобылка-то необъезженная!

— Э, нет, новый-то товар завсегда дороже! Ещё вякнешь — надбавлю!

Хохот.

Моё горло стиснули страх и слёзы. Не дамся. Лучше умру, лучше…

Дарн сделал шаг ко мне, и мои виски вспыхнули — резко и ярко, будто украв часть жара у бормочущего позади очага. Мгновение — и трактир наполнился серебряным мерцанием лоз.

«Я могу помочь, — шептало пламя. — Дай мне руку».

Колун упал на пол, и призрачные стебли с любопытством обвились вокруг него. Я отвела ладонь назад и ощутила жгучий поцелуй на кончиках своих пальцев.

— Э, остроухая, ты чего… — начал было Дарн, глядя в моё лицо расширяющимися тёмными глазами, и я с неожиданным наслаждением распознала в них… страх.

Ещё до того, как он закончил, пламя радостно покинуло пределы очага и заплясало на лозах, распространяясь по ним со скоростью солнечных лучей. Огонь в мгновение ока достиг столов, и мои уши наполнились криками, среди которых громче всего звучал душераздирающий вопль Тинвы. Жаркие золотые волны растекались по таверне, огибая меня и с явным наслаждением пожирая всё, что попадалось им на пути.

Посетители кинулись к дверям, и первый из них отшвырнул застывшую в ужасе трактирщицу в сторону, на пол — как она меня до этого. Кашляя в едком дыму, Дарн кинулся к прилавку — должно быть, за деньгами. Как только последний из крестьян покинул таверну, я направилась к выходу следом за ними. Тинва вскочила, не обращая на меня внимания, но поскользнулась на чём-то — может быть, на собственном плевке — и замешкалась.

Гибкие лозы пронзили её тело, и, несмотря на то, что пламя ещё не добралось до дверей, одежда на ней расцвела. Огонь знал, чего я хочу. Пытаясь стряхнуть с себя алчное золото, живой факел выбежал наружу, и пронзительный визг начал стихать. Покинув зал, я поняла, что Тинве не повезло: дождь закончился.

Мои виски горели ещё некоторое время после того, как пылающий трактир скрылся из виду. Когда жжение прошло, я свалилась в грязь на обочине и мгновенно уснула.

…Очнулась я все в том же липком мраке. Впрочем, когда глаза привыкли, я заметила на полу желтоватые отблески. Стало ясно, что нахожусь я в каком-то изрядно провонявшем шалаше и валяюсь на шкуре. Руки у меня болели ещё сильней головы: гоблины связали их чем-то тонким и очень крепким, вроде жил, и путы врезались в кожу так сильно, что я едва подавила стон.

Разумеется, ноги постигла та же участь. Хоть в рот ничего не засунули, и на том спасибо — я бы захлебнулась собственной рвотой, и вот этого бы точно не пережила. Странно, что не сожрали до сих пор. Размышляют, верно, с чем меня лучше будет сварить.

Как и следовало ожидать, ножа и топора я лишилась. Ох, сраный шаман. Нужно было верить в него больше, мрак меня забери.

Если я выживу на этот раз, то даже с пчёлами начну вежливо здороваться, честное слово. И на что мне только сдался этот его ритуал, а? Следовало тикать сразу, как запахло магией, а не пялиться на это, будто Йульская мистерия на две луны раньше пришла. Ох, Эльн, задница ты беспокойная, вот что тебе было от него надо?

Покосившись на вход в шалаш, я принялась медленно и уныло сквернословить, вспоминая самые грязные ругательства, которые когда-либо слышала. Стало немного легче, и какое-то время я таким образом развлекалась. Потом у меня пересохло в горле, и я перестала наслаждаться бранью.