Баллады снова солгут

— Да если б я сам знал! — Ганглери беспомощно развёл руками. — Я с ним с удовольствием поменяюсь, знаешь ли. Уж поверь, мне известно, как сильно могут испортить жизнь непрошеные дары: я желал этого долголетия не более, чем ты — магических сил.

— Две с половиной тысячи лет… — вдруг проговорил Басх медленно. — Стойте, так это что же выходит — вы помните Саагир-Наохрем?!

Ганглери молча кивнул.

Мне показалось, что Басх сейчас бросится душить старого мага от избытка противоречивых чувств. Я прямо видела, как его глаза лезут на лоб. На лице учёного так и читалось: выспросить всё. Выскрести эти закрома до последней крохи.

А потом убить и закопать, чтобы остаться единственным хранителем драгоценных сведений. Но ладно, это я так, присочинила из дурного нрава. Вряд ли Басх о таком думал. Он и рот-то открыть не решался — видимо, памятуя о полученном отпоре. А Ганглери всё смотрел на очаг, и в глазах его плескался огонь.

— Наверное, я должен рассказать, — произнёс он медленно. — Должен рассказать, потому что иначе настоящего выбора не выйдет. Нельзя судить тех, кто не ведает, что творит… я уверен, что в своём понимании они желают только добра. Все началось, когда я был одним из самых младших учеников. Мне было шестнадцать… Моя голова была забита магией, страхом порки и желанием избавиться от прыщей. А когда Агхорн затеял войну с Царством, никому не было до этого дела. У нас в ковене это рассказывали, как забавную историю. Все ждали, что владыка Дарион прижмёт короля Кареслава к ногтю, и будут тогда строчить в летописях: Кареслав Глупый, годы жизни… Ссора, однако, затянулась. Но я взрослел далеко от всего этого… Тунглид Рэтур тогда не существовало — только ковены, и их было немало. И в нашем обычае тогда было смеяться над королями, а не нашёптывать им советы: что стоит земная власть для тех, кто принадлежит Луне? Она дарила нас большим, много большим, чем могут себе представить нынешние маги…

Ганглери не говорил — пел. Из пустоты за его спиной являлся призрак за призраком — я почти ощущала движение воздуха собственной кожей, почти слышала их шаги. У старого мага была собственная армия теней, которые наблюдали за ним… и судили его.

И, возможно, других судей у нас никогда не будет, что бы ни твердили жрецы из часовен.

— Только смерть владыки Дариона показала, что всё гораздо серьёзней, чем мы думали. Эльфы никогда не ссорились с нами по собственному почину, им нечего было с нами делить. Им завидовали, да, и время от времени находились царьки, пытавшиеся устроить очередной грабёж… Но в этот раз всё было не так. Союз держав смог то, о чём никто прежде не мог и помыслить: они обезглавили эльфов. Но эта кровь не принесла им победы.

— Из-за Ксентаэль, да? — спросил Басх.

— Да, — Ганглери кивнул. — Кто мог ожидать такой стойкости от совсем юной тогда царицы? Горе об отце не сломило её, лишь придало сил. И моё поколение считало её правой. Поэтому наш Старший рассмеялся в лицо первому гонцу, предложившему нам избавиться от неё при помощи магии и откусить кусок от Царства взамен… Мы избегали войн. Адепты Нэль были защитниками ковенов, а не солдатами королей.

Неожиданно скрипнула лесенка, и потянуло морозом — будто ветер, заинтересовавшись, решил спуститься в нашу пещеру и послушать сказания о том, что минуло так давно.

— А битвы шли своим чередом. Кареславу даже в бою умереть не довелось — его, знамя этой войны, так берегли, что умер он от старости в собственной постели. А потом и его королевство, истощённое войной, сгинуло, забрав с собой несколько соседних… Жрецам Синего Неба удалось сделать ненависть частью своего учения. Война против эльфов стала священной. Маги жили тогда долго, гораздо дольше обычных людей… и мы продолжали наблюдать. Но и наши поколения сменяются. Когда Старший, воспитавший меня, ушёл к Луне, его преёмником стал маг с совсем иными мыслями. Уставший от невмешательства… и считавший, что если Ксентаэль использует магию для войны, то и люди имеют на это право. Но, видите ли… известна ли вам главная разница между нами и эльфами?

— Нет, — сказали мы с Басхом хором.

— Всё очень просто. Нам, людям, не нужна магия, чтобы сохранить свой род — мы многочисленны, плодовиты, мы странствуем и переселяемся. А вот у эльфов всё не так. Обычная человеческая крестьянка за свои недолгие пятьдесят лет жизни может произвести на свет десять — а то и пятнадцать — новых особей. И даже, если не все из них выживут, это довольно много. Эльфийская женщина за свои средние восемьсот — двух, от силы — трёх. У Ксентаэль, к примеру, было всего двое детей. Талантом к магии обладал каждый эльф! И вся сила, вся удача их народа собиралась вокруг царской семьи. Любимые дети Луны, Зелёная Кровь… А Стальная Лань была сильнейшей — слышите, сильнейшей! — царицей за всю историю их народа. Она обрела такую силу, что…

Ганглери замолчал, будто треск пламени перебил его. Он снова протянул руку к очагу и принялся ласкать огонь гибкими, совсем нестарыми пальцами.