Баллады снова солгут

Проснулась я от странного чувства, которое не могла объяснить. Казалось, что я не проспала и получаса: голова гудела, будто чугунный котёл, по которому кто-то немилосердно колотит поварёшкой. Шея тоже болела: заплечный мешок, всегда служивший мне подушкой в пути, куда-то пропал…

Рывком освобождаясь из оков сна, я села на шкурах и окинула жилище быстрым взглядом. Святоша всё так же спит близ очага; Ганглери нет — верно, по дрова пошёл; а вот и мой мешок — почему-то в руках у Басха, который роется в нём с таким видом, как будто имеет на это полное и неоспоримое право.

От этой картины мне стало кисло.

— Эй, что вы потеряли среди моих вещей?

От неожиданности Басх дёрнул головой и выронил мешок, впериваясь в меня затуманившимся взглядом.

— Моя карта с секретом была у вас. Она мне нужна.

— Так разбудили бы. А то, знаете ли, не больно-то хорошо начинать великий путь с того, чтобы шарить по чужим сумкам.

— А вы меня не учите! — Басх взвился вверх и отвесил моему мешку хорошего пинка. Несчастный жалостно прошуршал по полу. — Найдите её сами, если вам так больше нравится, только молча!

Он так повысил голос, что последние слова у него вышли почти криком, и этот крик разбудил Святошу. Мой напарник медленно сел, раскатисто зевая и путаясь в одеяле.

— Чего орёте?..

— Я всего лишь хочу получить свою собственность назад, — сказал Басх низким и гудящим от гнева голосом.

— И получите, — я кивнула, пытаясь сохранить спокойствие. — Дайте мне минуту.

Взгляд Святоши стал осмысленней. Напарник слегка нахмурился, царапая своими серыми льдинками сначала фигуру Басха, затем мои руки, роющиеся в мешке:

— Так. Что я проспал?

— Много чего. Басх вчера соизволил расплатиться с нами, и сегодня покидает, чтобы продолжать свой путь в более подходящей компании.

— Вы не в том положении, чтобы смеяться надо мной!

Н-да? Любопытно, почему же? Не ждёт ли снаружи конвой из адептов Нэль?..

Впрочем, почему бы им интересоваться такими мелкими сошками, как мы? А держать Басха никто не собирается.

Я шарила в сумке, пытаясь нащупать свёрнутый пергамент, а Басх занялся прочими своими вещами. Святоша некоторое время наблюдал за происходящим молча, потом спросил:

— Сколько я спал?

Я подняла голову от сумки:

— Больше суток.

Карта продолжала ускользать от моих рук, и я выругалась.

— Поторопитесь! — окрикнул меня Басх, пытаясь звучать властно. Я покосилась на него с раздражением; он стоял у самой лесенки с единственной сумкой, перекинутой через плечо, а в его руке светился тот самый конус — крепление, по следу которого так упорно шла Долина Магов.

У меня закружилась голова, в висках застучали маленькие болезненные молоточки. Мешок бессильно упал к моим ногам. Зеленоватый конус мерцал, будто питаясь пламенем очага, и я почти видела, как внутри камня переливается свой собственный свет. Как странно, что он не обжигает руку Басха…

Мои глаза вдруг оказались намертво прикованы к камню, и я ощутила безумное желание завладеть им. Каждый мускул моего тела напрягся перед броском, который я не совершила. У меня всё ещё оставалась кое-какая власть над собой, и я не собиралась так легко сдаваться этому странному, золотисто-зелёному свету, который тёк внутри древнего узора.

С мучительным усилием я перевела взгляд на лицо Басха и поняла, что он ничего не видит. Это мутило мой рассудок предчувствием скорой беды. Камень звал меня. Только меня. Как будто это не Басх, а я отдала всё, чтобы обладать им.

Несправедливость, в которой я не хотела участвовать.

— А подавитесь, — бросил учёный, круто разворачиваясь. — Обойдусь без неё. Мне некогда.

Он поднялся по лестнице и исчез в отворившемся проёме входа, а у меня перед глазами поплыли круги из зелёного огня. Плохо понимая, что творю, я кинулась следом.

— Белка! — крикнул Святоша за моей спиной. — Стой!

Я взлетела по лестнице и пинком отбросила деревянный заслон, служивший пещере дверью. В лицо ударил зимний ветер, за огненными сполохами в собственных глазах я едва могла различить цвет неба.

На склоне виднелись две фигуры: одна рослая, с вязанкой хвороста, другая — отмеченная зелёной искрой. Прерывистый свет в руке Басха вспыхивал всё быстрей, и я готова была поклясться, что в моих ушах звучат далёкие, но отчётливые рыдания.

— Эй, ты! — услышала я собственный выкрик, стрелою пущенный в спину уходящему Басху. — Знаешь, что тебе следует на всю жизнь запомнить?

Я тысячу раз клялась — самой себе, Святоше, Синему Небу — что все слова, сказанные мной в эту странную минуту, принадлежали не мне. Нечто вскинуло мою голову так, как я никогда бы не сделала, и взглянуло моими глазами так, как я никогда бы отважилась.

А ничего не предчувствовавший Басх обернулся ко мне — медленно и будто бы устало.

— И что же?

В огне, которым сейчас был охвачен для меня весь мир, учёный казался тлеющим и обречённым.

— Желая позаботиться о судьбах мироздания, — снова заговорило неведомое, пугающе усмехаясь, — научись-ка прежде заботиться о самом себе, ты, пыль на подошве времени.

— Да как ты… — начал было Басх, но мои глаза окончательно заволокло зеленью и золотом, а в ушах загудел ветер.