Бальзам из сожалений

– Попробую ответить, – произнес Кольцов. – Меня самого настолько заинтересовала эта совершенно отмороженная схема, что пришлось пойти на особые меры. Мы взломали переписку парочки. Вы как заказчики имеете право ознакомиться. Я это вам тоже оставлю. А пока поделюсь лишь выводом. Пусть он и будет моим коротким анализом. Встретились два невероятно похожих человека. Случайно, можно сказать, на закате жизни. Похожих во всем – в мании величия, в презрении к остальным людям, в выношенном и почти вдохновенном цинизме, патологическом практицизме. Они сами были потрясены таким родством душ и таким, к слову, даже внешним сходством. Их, как говорится, сильно вштырило. Как следует из переписки, оба считали, что до этой встречи никого не любили. По причине того, что было некого и не за что. Итак, почему надо было выдать за него дочь? И, к примеру, не разводиться Альбине со своим мужем, как поступил Костров, а сожительствовать, оставаясь в законном браке с Самойловым? Вы не поверите, пока не прочитаете все это в их переписке, но ответ прост, как топор, вонзенный в бревно. Это их циничная алчность. Они выбрали такую схему, как отвечающую всем их запросам и снимающую проблемы. Все должно остаться в их фактической семье: муж, жена, дочь, зять-любовник. Кстати, вот документы о том, что Костров разменял квартиру, в которой осталась бывшая жена, на двухкомнатную себе и комнату в коммуналке ей. Кроме того, что до развода приобрел на себя однушку для встреч с возлюбленной. И этот кусочек к добру их нового союза. Альбину содержит Константин Самойлов: так пусть и продолжает. Лариса выполняет роль ширмы в любовной связи мужа и матери, что тоже очень удобно и практично. Она тоже вносит в дом зарплату. И так не нужно решать вопрос с выделением ей какого-то отдельного жилья. Вот, не для несчастной Ларисы Самойловой, а лишь для вас. Цитата из письма ее матери Кострову: «Лара с детства увечная, она долго не проживет, а без нас и вообще сразу пропадет, да еще скандал на весь свет устроит. А так мы позаботимся о том, чтобы она жила, как жила». То есть речь о заботе, о милосердии, вы поняли?!

– О, господи, Сергей, извините, но я больше не могу, просто начну кричать сейчас, – прервала его Вероника. – Хочется голову о стену разбить. Не вижу возможности рассказать Ларе о таком адском, подлом и ублюдочном плане. Особенно сейчас…

– А что сейчас? – осторожно спросил Кольцов.

– Она ждет ребенка! Врач уже сказал, что она его точно сможет выносить. До сих пор была опасность выкидыша. Этому малышу в ней больше четырех месяцев.

– Вот скоты! – Вадим с такой силой оттолкнул от себя стол, что тот опрокинулся. – Ничего не поправить, ничему не помешать, но хоть морду я могу набить этому мерзавцу. Эту проклятую замороженную морду.

– Не советую, – спокойно ответил Сергей. – Вы обратились ко мне с целью как-то помочь Ларисе, поддержать ее хотя бы информацией об истинном положении дел, а не добивать, устроив еще и бойню до кучи. Как я понимаю, самое тяжелое в ее положении – это осознание униженности обманутой жертвы. Мы можем ей помочь выйти из круга темноты на свет правды. А раз вы друзья, то ваше дело – вернуть ей веру в себя, и в результате – в свое полноценное будущее. Она ждет ребенка – значит, оно у нее на двоих. А это уже совсем другая история, особенно если хватит сил переступить через подлую родню и почувствовать себя независимой и уверенной. Я правильно понимаю вашу цель, Вероника?

– Да уж точно – не морды бить, – облегченно произнесла Ника. – Сережа, ты очень верно все сформулировал. Я даже поверила в то, что у нас получится. Вадик уже думает об условиях для них – жилье, другая зарплата…

Лариса просила Веронику сказать ей всю правду. Трудно было даже вообразить, как может принять такую правду настолько порядочная, прямолинейная и чистая женщина, как Лара, которая способна двигаться лишь по идеально прямому лучу, ведущему к выстраданной цели? Где взять ей силы, чтобы вникнуть и объективно, отстраненно оценить подобный материал расследования… Веронике казалась нечеловечески жестокой собственная миссия, ее клятва – дать полный и четкий ответ. Ника была до краев заполнена кипящей смолой жалости, когда Лариса пришла к ней в кабинет. Они закрылись изнутри и отключили свои телефоны. Выбора у Вероники не осталось. Правду нельзя было смазать ни каплей жалости, ни волной сожалений, которые могли бы смягчить беспощадный смысл. Она показала Ларе все – материалы слежки, видео и даже эту проклятую взломанную переписку. И все время ждала, что Лариса закричит от боли и ужаса, упадет прямо тут, сжимая свое разорванное сердце.

Но она не упала и даже ни разу не застонала. Изучала все сурово, молча. И только когда прочла фразу своей мамаши о заботе об увечной дочери, которая «пусть живет, как жила», произнесла: