– Разумеется, – вздохнула Сью. – Ты прав, и я тебя вовсе не упрекаю… Только без конца убеждаю себя, что надо выкинуть этот кошмар из головы, но пока это мне плохо удается. – Она поежилась. – Арчи, я не питаю к тебе ни малейшей ненависти. И ты вовсе не обязан танцевать со мной. Помнишь, я тебе говорила, что не собираюсь выходить замуж до тех пор, пока не перестану работать и не захочу завести ребенка? Ты, по-моему, тоже не слишком рвешься связывать себя брачными узами. А если и надумаешь жениться, то на Лили… – Сью всхлипнула. – Не стой же столбом и не смотри, как я превращаюсь в сосульку!
Я рассмеялся и нежно поцеловал ее в обе щеки.
В конце концов, невежливо оставлять без внимания девушку, пусть даже танцует она прескверно, тем более что ее жалобы на холод вполне обоснованы.
КРОВЬ РАССКАЖЕТ
ГЛАВА 1
Понятно, что львиная доля корреспонденции, доставляемой в старый особняк из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице, адресована Ниро Вулфу. Но поскольку я тоже живу и работаю в этом доме, то восемь-десять писем из ста бывают адресованы мне. Как правило, сначала я вскрываю письма Вулфа, просматриваю их и кладу ему на рабочий стол и только потом принимаюсь за свою почту, однако порой любопытство берет верх. Так случилось и тем утром во вторник, когда я увидел роскошный бежевый конверт крупного формата. Мое имя было набрано на пишущей машинке, а обратный адрес в углу отпечатан типографским способом. Темно-коричневые тисненые строчки гласили:
Кто это такой, я понятия не имел. Конверт не был плоским – внутри бугрилось что-то мягкое. Порой я, как и любой горожанин, получаю пакеты, в которые вложены рекламные образцы неких товаров, но они приходят в упаковке подешевле и уж точно без шикарного тиснения. Итак, я вскрыл конверт и извлек содержимое. На листе той же бумаги, из которой был изготовлен конверт, и с таким же тисненым адресом было напечатано на машинке следующее послание:
«Это» оказалось галстуком, аккуратно сложенным по размеру конверта. Я развернул его. Узкий, похоже шелковый, бежевый – почти такого же цвета, что и бумага, в тонкую косую полоску на два тона темнее. Лейбл «Сатклифф», значит точно натуральный шелк, двадцать баксов минимум. Но галстук следовало бы послать не мне, а в химчистку, потому что на одном из его концов было пятно – большое, дюйма два длиной, приблизительно того же цвета, что и полоски, только коричневый цвет полосок был чистым и живым, а коричневый цвет пятна – грязным и мертвым. Я поднес галстук к носу, но тут нужен нюх ищейки. Видеть пятна засохшей крови мне доводилось не раз, и чисто внешне это было как раз одно из них, однако мое мнение не фенолфталеиновая проба. Но даже если это и в самом деле кровь, рассуждал я, убирая галстук в ящик стола, и если Джеймс Невилл Вэнс работает мясником и забыл надеть фартук, то я-то здесь при чем?
Я пожал плечами и запер ящик.
Так и надо поступать, когда незнакомый человек посылает вам по почте заляпанный, вероятно кровью, галстук, – просто пожмите плечами. Но признáюсь: в последующие пару часов я сделал кое-что еще, хотя кое-чего другого не сделал.
Что я сделал: позвонил Лону Коэну из «Газетт» и задал ему один вопрос, и спустя час он перезвонил, сообщил, что Джеймс Невилл Вэнс, почти шестидесяти лет от роду, по-прежнему владеет недвижимостью, доставшейся ему в наследство от отца, по-прежнему проводит зимы на Ривьере и по-прежнему остается холостяком, и поинтересовался, зачем Вэнсу понадобился частный сыщик. Последнее я оставил без ответа.
Чего я не сделал: не пошел на прогулку. Когда ничего не происходит и нет заданий от Вулфа, я, покончив с утренними заботами, обычно выхожу размять ноги, поглазеть на город и на людей, главным образом на женщин. Но в то утро я пропустил моцион – вдруг ДНВ заглянет или позвонит… Нет, я совершенно искренне пожал плечами, но не будешь же пожимать плечами целый день.
Оказалось, что я напрасно лишил себя прогулки, потому что звонок раздался лишь в четверть двенадцатого, уже после того, как Вулф спустился в кабинет из оранжереи под крышей, где каждое утро проводит два часа со своими орхидеями. Он поставил в вазу на столе ветку Cymbidium Doris и разместил свою тушу весом одну седьмую тонны в сделанном на заказ кресле необъятных размеров. Когда зазвонил телефон, Вулф пристально разглядывал обложку книги, доставленной в то утро на его имя.
– Кабинет Ниро Вулфа. Арчи Гудвин слушает.
– Алло, это Арчи Гудвин?
Три человека из десяти обязательно переспросят. Меня в таких случаях так и подмывает ответить: «Нет, это дрессированная собака» – и посмотреть, что будет дальше, но тогда возникает риск быть облаянным. Поэтому я ответил просто:
– Да. Собственной персоной.
– Говорит Джеймс Невилл Вэнс. Вы сегодня получали что-нибудь от меня по почте?
Его голос никак не мог выбрать между визгом и фальцетом, но обладал худшими свойствами и того и другого.
– Похоже на то, – ответил я. – Конверт с письмом.
– И с вложением.
– Точно.