Банан - это всего лишь банан

Руки его скользнули под попу, готовясь поднять. Нагло огладили упругие полушария. Каждое мгновение блаженства словно записывалось на подкорку. Еще немного. Он чуть не рыча, снова и снова впивался в нежную и жаркую влажность ее рта.

Вдруг за стенкой что-то громыхнуло, заставив вернуть мысли в привычное русло. Хрипло дыша, он отстранился. Но понимая, что девушка едва стоит на ногах, все-таки донес ее до кровати.

Сцепив зубы, он не набросился на нее, а целомудренно усадил на краешек. Разрывая контакт тел, он попытался выровнять дыхание и поставить мозги на место.

— Глеб, — только и смогла изумленно прошептать Лина. — Что это значит?

Небольшой передышки хватило, чтоб привычный образ мыслей вернулся на место, и мужчина в свойственной ему язвительной манере сказал то, что совсем не соответствовало его внутреннему состоянию.

— Не хотел нарушать традицию, положенную Нильсом — пришел через балкон, целуй! Ну и чтоб ты сильно на него не гневалась. Видишь, что все мужики одинаковы, так и норовят в койку утащить. Завтра придем извиняться вдвоем. Теперь точно закрывай. Надо еще глянуть, что там Нильс уронил.

Все прозвучало буднично, разрушая хрустальный замок встрепенувшейся мечты.

Глеб не мог унять дрожь в руках. С тех пор, как он вычеркнул из своей жизни Ренату, такое страстное желание обладать девушкой к нему боялось и заглядывать, понимая, что не ко двору. Сейчас, словно после долгой голодовки, он готов был наброситься на Лину, как пещерный человек. Или же, мелькнула спасительная для его устоявшегося убеждения мысль, что дурной пример заразителен? И на фоне драки разыгравшийся адреналин выплеснулся в сексуальное влечение?

И тут же одернул себя — это ж уже не в первый раз! И нужно что-то делать! Он толкнул дверь в номер горе-любовника. Естественно, закрывать его никто и не собирался. Окинув быстрым взглядом комнату, выхватил сразу то, что помогло ему удержаться на грани и не уподобиться Нильсу.

Массивный дубовый стул, бывший партнером туалетного столика, валялся опрокинутый едва ли не посредине. Что, посреди ночи за красоту морды лица беспокоился?

Сам же Нильс раскинулся на кровати, имитируя морскую звезду. На звук открываемой двери он поднялся и сел.

— Какого хрена ты приперся? Ты понимаешь, что мне все обломал! Друг, бл…ть!

— Ну ты дурак или да? Я тебя от судебного разбирательства спас! Ты хоть это понимаешь? А если б она заявление написала?!

— Не написала б. Я знаю эту породу девочек — они в первого своего мужчину влюбляются, как кошки. Я б заласкал ее так, что она б и забыла, что сначала брыкалась! Я может, жениться хочу. Накобелился уже. И самое главное, маменька от нее в восторге. Понимаешь, девочка целочка, и для нее это важно. Поэтому она точно захотела б замуж.

— А если б я тебя трахнул, ты б захотел за меня замуж?

— Сдается мне, что ты все-таки вредишь мне намеренно. Признайся, сам хочешь ее окучить?

— Уже окучил!

— Что?! — в мгновение ока, кажется, весь хмель выветрился, и Нильс со сжатыми кулаками подскочил к Глебу.

Тот примирительным жестом выставил руку вперед.

— Да стой ты, Отелло барвихинского разлива! Я ее поцеловал, чтоб тебе не так стыдно было завтра. Но боюсь, одним «извини» не отделаешься. Твое счастье, девчонка не набалованная. Месяц с неба не затребует, поэтому думаю, каких — нибудь девчачьих мечтушек будет достаточно. Шарики гелевые, торт размером со слона. Ну, ты же мастер, кому я рассказываю.

Лицо Нильса приняло совсем осмысленное выражение, он на некоторое время задумался, будто ушел в себя.

— Шарики, говоришь? Ладно, пошли спать. Я сейчас пару звонков сделаю. И с утра идем извиняться.

Наутро с букетом крупных роз, Глеб и Нильс, косящий под Джеймса Бонда — в темных очках, скрывающих солидный фингал, постучались в номер Лины.

— То, что произошло вчера вечером, вызывает у нас самые искренние сожаления, — начал Глеб, а оба про себя добавили — потому что не последовало продолжение. — Лина, не будем говорить лишних слов, в цветочках все прочитаешь.

С этими словами он протянул ей букет и проштрафившиеся герои-любовники, склонив головы в чинном поклоне, вышли за дверь.

Девушка была потрясена. Совсем недавно она вела существование оранжерейного цветка, а сейчас жизнь ей устраивает гонки на выживание. Едва угроза голодной смерти отступила, как появилась другая напасть. Слишком активный, подавляющий волю интерес Нильса и пугающее, волнующее и запретное чувство к Глебу.

Ей было так страшно, горько, непонятно. Нильс не отступал, Глеб наоборот всячески показывал, что все сладостно-неловкие моменты — это чистая случайность, и придумывать себе ничего не нужно.

Даже этот страстный поцелуй, от которого подкосились ноги и который никак не мог быть случайным, он объяснил буднично, цинично — не хочу, чтоб только друг выглядел негодяем. Или чтобы она не подумала о чем-то большем?

Даже прожженная вертихвостка впала бы в ступор в такой ситуации. А что говорить о неискушенной девушке?

Тяжело вздохнув, она пошла изучать письменные извинения. В каждом бутоне была записка.

«Я совершил ужасный поступок. Нильс»

«Я был несдержан. Глеб»