Банан - это всего лишь банан

— Прекратите немедленно! Как вам не стыдно!!! — Лина дрожащими руками прижала к себе графин и, не зная, как еще выразить свой гнев, топнула ногой. Слезы отчаяния, пережитого страха, возмущения словно прорвали плотину и теперь текли по щекам, обжигая и выплескивая адреналин. От потрясения она даже не обратила внимания на то, что стоит практически в нижнем белье перед двумя взрослыми мужчинами.

Хотя эти взрослые мужчины только что катались по полу, как дворовые пацаны, не поделившие какую-нибудь ерунду. Правда, получив по одинаковой водяной оплеухе на свою разгоряченную голову, они опомнились.

— Е… твою мать! — рявкнул Глеб, наподдав последний раз Нильсу и, наконец, оседлав его. — Да простит меня моя дорогая Римма Максимовна! Хорош бузить!

— Слезай, черт хромой! Не буду больше! — прохрипел Нильс.

Глеб сполз на пол, потянув за собой противника, и они оба тяжело дыша сели рядышком, как куклы на полке, вытянув вперед ноги.

Несмотря на полумрак, они оба залюбовались стройными ножками девушки, точеными плечиками, открытыми взорам благодаря маечке.

Немного придя в себя, Лина поняла, что эти два самца, накануне надравшиеся и сейчас подравшиеся из-за нее, сейчас беззастенчиво разглядывают ее неглиже.

— Как вам не стыдно! — повторила она, тяжко всхлипывая. Метнувшись к кровати, она стащила простыню и замоталась в нее. Однако ее привлекательности это никак не уменьшило. Распущенные волосы падали на плечи. Белая ткань, как символ невинности, еще больше распаляла воображение.

Тяжело дыша, друзья переглянулись. Каждому было что сказать другому.

Если Глеб, снова надев намордник на свои чувства, промолчал насчет павлиньего хвастовства Нильса по поводу завоевания крепости, то Нильс не удержал свои откровения.

— Ты все-таки пускаешь слюни при виде девочки! — злорадно изрек он.

— Ничего я не пускаю! Тебя, дурака, от статьи уберег, а ты мне рожу подрихтовал! Как в твою башку могло прийти такое?! — возмущенно прошипел Глеб.

— Сука, если б не ты, у нас бы уже все было! Ты знаешь, что я умею любить, — хмельное упрямство не позволяло герою-любовнику признать свою неправоту.

— Бл…! Я тебя что, всю ночь караулить должен, чтоб тебя опять хер на приключения не потянул?! — злость Глеба уже прошла, и он видел перед собой нашкодившего засранца, который не может смириться с проигрышем. — Иди отсюда, я девочку успокою.

— Ага! Хочешь сам к ней яйца подкатить?!

Глеб неловко поднялся и потянул за шкирку Нильса.

— Я свои яйца к секретаршам не подкатываю, это тебе известно. А ты, палковводец похотливый, не смей к ней приближаться. Девчонку до истерики довел!

Нехотя Нильс поднялся. Раскаяние еще не постучалось в его голову, но понимание противоправности своего поступка уже пришло. Он знал, что Глеб человек слова. Если сказал — успокоит, значит просто успокоит. Он дернул ручку двери, позабыв, что подстегиваемый хмельным гусарством, ввалился через балкон.

Лина опасливо подошла и открыла замок, выпуская его.

Девушку сотрясала крупная дрожь. Она до сих пор не могла поверить, что этот воспитанный джентльмен чуть не изнасиловал ее. Убедившись, что он вошел в свою комнату, благо он ее не запирал, Лина обессиленно сползла по стеночке. Выплакав испуг и переживания, она нахохлившимся воробышком сидела и не могла сдвинуться с места.

Что творилось в душе Глеба! Чувствуя, что и в него вселяется бес, попутавший Нильса, он налил себе стакан воды. Медленными глотками выпил половину, давая себе время успокоиться.

Затем подошел к Лине и наклонившись, потянул ее за талию.

— Вставай, замерзнешь здесь.

Девушка послушно подчинилась его рукам. Она встала, но выпутываться из его невольных объятий не хотелось. Понимая, что не имеет на это права, она уткнулась в плечо Глеба, словно ища у него защиты.

Все еще шмыгая носом, она робко подняла глаза на него и спросила:

— Я теперь должна желание?

Глеб, тоже изрядно понервничавший, улыбнулся.

— Это спасибо за спасение в третий раз, я так понимаю?

— Д-да! Я так испугалась!

— Ну теперь уже не страшно?

«Честно признаться, страшно», — хотелось сказать ей. И страшно не от того, что ее едва не изнасиловали, а от того, что она поняла — этот суровый, сдержанный мужчина, напускающий на себя равнодушный вид, ее влечет. Сейчас она дрожала уже не от испуга. Она трепетала от мысли, что его ладони могут скользнуть выше или опуститься ниже. Туда, куда нагло лезли бесстыжие руки Нильса. Ее дыхание сбилось. Сердце отстукивало какой — то совершенно бешеный ритм. Горло перехватило. Не заданные вопросы, как мустанги по прерии, проносились в голове, внося туда сумятицу.

Совершенно так, как тогда в бассейне, она положила свои ладошки ему на грудь. Она не только нуждалась в защите, она хотела большего. Сейчас она окончательно убедилась, что Глеб — ее Король.