Банановый пудинг (СИ)

— Тише… — и в этом вибрирующе-тихом слове всё. Понимание, что лучше молчать и покориться, что бы он ни удумал. Расслабиться, чтобы все прошло гладко… Довериться, ведь он никогда не обижал тебя… Но его действия всегда были такими внезапными, что моментально наступала асфиксия, а сердце пускалось на неуёмный ритм, ощутимый в горле. Ты замираешь в напряжении, снова встрявшем где-то между лопаток, и монстр, почувствовав твою покорность, мягко продолжил, поднимая одежду и стягивая ее через твою голову. Полюбовавшись на почти обнаженное тело, он нечитаемо улыбнулся, уложив ладони на живот, скользя по разгоряченной после жаркого дня коже, устремляясь к напряжённой спине. Нос щекочет его таким близким запахом. А чувство гладкости костей так приятно и трепетно выманивает медленный выдох, который хочется скрыть, но монстр все равно замечает его, ловя ртом в очень коротком и немного диком поцелуе… Белье с щелчком расстегивается и соскальзывает с плеч, бесстыдно оголяя грудь, которую ты тут же хочешь спрятать, прижав к ней ладони. Хоррор тянется за спину и притягивает твою домашнюю большую футболку, что отдал в твоё пользование когда-то сам, надевая ее на тебя медленным, тягучим движением, не позабыв оставить эфемерное чувство новых касаний к голой, нежной коже. Он… Просто переодел тебя, отстраняясь, довольный результатом и хитро щурится, расплываясь в широкой усмешке.

Он дразнит тебя…

С облегчением вздыхаешь, немного переводя дух от нахлынувшего эмоционального шторма, пока твой взгляд цепляет журнальный столик рядом с диваном, на котором по тарелкам разложены кусочки торта с хрустящим безе и кофейным кремом. Твой любимый… Неверяще смотришь на монстра, что пристально следит за каждой твоей реакцией, скосив огромный глаз, но не поворачивая черепа.

— Хоррор! Мой любимый торт… С чего вдруг? — спрашиваешь, охотно беря угощение. И не то чтобы тебя сильно изумлял торт в вечер пятницы: Хоррор не скрывал свою страсть ко всему сладкому. Однако твое любимое угощение он покупал не часто, аргументируя это тем, чтобы вкус лакомства тебе не наскучил и не приелся.

— Мне не нужен повод, чтобы порадовать тебя, ягодка, — почти мурлычет он, беря свою тарелку и принимаясь с наслаждением есть.

Ты радостно улыбаешься, сидя к нему вплотную, соприкасаясь коленями и уплетая приятную сладость, от которой тут же поднимается настроение. С работой можно разобраться позже, а сейчас — время наслаждаться приятным вечером, компанией и едой перед предстоящими выходными. Безе приятно таяло на языке, оставляя сахарное послевкусие, разбавленное ноткой кофе из крема. Давненько тебе не доводилось есть этот торт, а потому сейчас это было вдвойне вкуснее. Мысли вяло перетекали из одной в другую, толком ни на чем не концентрируясь, и даже включившийся телевизор замечаешь не сразу, запивая еду чаем. В общей атмосфере расслабленности и тишины по венам заструилась новая порция усталости, и не доев свой кусочек, ты откинулась на спинку дивана, невидяще глядя в экран, где шла какая-то навязчивая реклама. Телевизор вдруг заслонила голова любимого монстра, с пристальным огнем зрачка, в сердцевине которого темнел лакричный омут его внимания. Он провел пальцем по твоей губе и облизнул его, рассматривая черты твоей усталости.

— Ты испачкалась в креме, сладкая, — хрипит он, смотря на то, как ты облизываешься после его замечания, — давай лучше я, — он наклоняется и проводит языком по губам, медленно и терпко, словно приглашая, и когда ты уже готова принять его игру, он отстраняется, хитро хмыкнув и продолжая с упоением кушать свою порцию. Ты устало хохотнула, чуть толкая его коленом за такую дерзость, и снова отпила чаю.

Хоррор в своем репертуаре. Всегда…

Спустя какое-то время, ты начинаешь клевать носом, героически терпя это состояние ради монстра, что сидел рядом надежной скалой, всегда готовой укрыть от бед. Скелет твоего рвения не оценил, ловко подхватывая, когда ты практически валишься на подлокотник.

— Т/И, ты уже едва сидишь, сладкая… — монстр кладет на ноги подушку и настойчиво утягивает тебя к ней, на свои колени, смотря на тебя, такую доверчивую и сонную, сверху вниз. Его взгляд долгий, немигающий, задумчивый… Ты невольно сама засмотрелась на водоворот алого глаза, но интерес к его вниманию пробивает твою усталость.

— Что ты так смотришь? — спрашиваешь и тут же зеваешь, едва ли не до щелчка в челюстях, прикрывая ладонью рот, а в уголках глаз тут же скапливаются теплые слезинки.

— Люблю твою уязвимость, ягодка, — хрипит он, удостоив ответом, которого ты и не ждала, и на который улыбаешься, прикрывая в смущении глаза: обратно им открываться уже не очень-то хотелось, — спи, мой человечек, — Хоррор мягко утирает влагу у твоих глаз, накрывая рукой после, надолго приложив ладонь к груди, за которой устало считало свой ритм сердце.