Банановый пудинг (СИ)

— Черт, Хоррор, что ты творишь? — почти шепчешь в ответ, ощущая ещё более сильную волну возбуждения, накрывающую тебя подобно девятому валу, заставляя посильнее сжать колени вокруг экто-тела. Смотришь в зеркало, видя в отражении его силу и свечение, наблюдая, как любимый монстр начал движения, неотрывно глядя на тебя под собой. Его темп довольно быстро стал размашистым, почти выходя из напитанного сочной влагой лона и тут же загоняя в него член до упора, под твои тихие стоны, сдержать которые ты никак не можешь, чем несомненно радуешь Хоррора.

— Не… сдержи… вай… ся… — между толчками почти рычит Хоррор, — как… сладко… Черт… возьми… Ммгхх…

Ты сминаешь лиловый хлопок простыней под спиной, что в момент стали влажными от разгоряченного стройного тела, которое проминалось в отражении под страстным напором Хоррора.

Все смешалось в сплошное удовольствие, напрочь утопив понятие “стыда” или “смущения” под кипящим потоком взаимного чувства. Он любил тебя так напористо, ритмично, горячо, царапая фалангами бока, что вставали под ним красиво выгнутой дугой навстречу алеющему над нежной кожей торсу, под которым мерцали тени широкого размаха ребер, грудины и позвоночного каркаса. В зеркальном повторе вашей страсти качалось два тела, соединённых так тесно и обжагающе, с приятным возбуждающим кадансом{?}[Ритмично повторяющийся звук] столкновения вельветовой нежности кожи и шелковистого атласа рубиновой магии. И слышно дыхание, подобное метроному, срываясь на томные долгие стоны, перемеженные фразами, короткими, ничего не значащими, складываясь в щекочущий душу гул, ответом которому был более громкий вздох и более резкий размах…

Ритм ускоряется, вторя слитой воедино тахикардии, пульсации перегретого лавой желания кровотока, в котором превышена допустимая концентрация удовольствия. Словно передозировка, от которой темнеет в глазах… В этом экстазе первым тонет Хоррор, оставляя крепкие алые следы на глянцевых, будто напитанных сафлором{?}[Вид масла] бедрах, окрапляя нутро лавовым потоком своего естества. Таким же багряным и терпким, как он сам. Тягучим, напоминая дикий мёд, прогретый августовским жаром солнца. Оно обжигает тебя изнутри, наполняя так сильно, что становится тесно… Тесно в мыслях, а не только в теле, ведь их выталкивает неудовлетворенность, которую тут же берется устранять Хоррор, всё ещё наполняя собой, но даря ловкими движениями пальцев у лона новый пал{?}[Очаг пожара], что плавным изгибом опускался от самой стенки диафрагмы до низа твоих подвздошных костей, будоража их до самой сердцевины, словно протыкая насквозь острой стрелой самое нежное и уязвимое… Монстр добавлял остроты ощущениям, до сих пор находясь внутри, где все было залито магмой его семени, пока пальцы завершали ваш потрясающий в своей эротичности и страсти массаж, доводя тебя до вершины блаженства, где тебя ждал он…

На пересчет секунд и его проворство… Снова и снова, столь быстро и точно, что невозможно не упасть в этот обрыв, под откос…

— Хоррор! — вскрикиваешь теряя нить реальности, слыша лишь порывистый собственный выдох и гул судороги оргазма, отдающийся в голове и теле, что сжало собой его эрегированный экто, даря последнее приторное чувство пульсации в догонку к его финишу…

Монстр блаженно улыбается, видя под собой твое запыхавшееся, размякшее тело, блестящую маслянистую кожу, что была испещрена метками его силы и любви, включая в себя не только ощутимые багровые царапины, но и вытекающие снизу дорожки вишнёвой магии, переполнявшей утомлённое нутро. Его экто-тело растворилось, оставляя мельхиоровую белизну обнаженных костей в полумраке спальни, напитанной сладковатым ароматом свежего секса.

Едва стоило тебе полностью осознать случившееся, как всю душу вновь наполняет тягучий стыд, который невозможно было сдержать, когда он налил твои скулы краской смятения. Хоррор внимательно смотрит на тебя, укладываясь рядом и бесстыдно обнимая уязвимое тело, касаясь рукой борозд царапин, что тут же саднят от чужого касания.

— Прости, ягодка… Это я уберу, — ты с интересом смотришь, как через пальцы словно пробивается спрайт{?}[Огромные молнии, бьющие вверх а стратосферу] рдеющих молний, от касания которых от ран не остаётся и следа. Он повторяет это с внимательным прищуром, приподнимаясь над тобой и вновь оглаживая тепло твоего тела, что исцелялось от следов жгучей страсти с каждым его подобным прикосновением.

— Спасибо… Вишенка, — нежно улыбаешься монстру, когда тот заканчивает и вглядывается бескрайним красным зрачком в твои глаза, надолго замерев в привычной позе зачаточной непредсказуемости, вновь расцветающей в нем после любвеобильного утра.

— Знаешь, сладкая, твою стеснительность я тоже уберу, насколько смогу, готов тебе пообещать… Только я сделаю это немного другими способами, — хрипло сообщает скелет, нагибаясь поближе и хитро щурясь.

И ты точно не знаешь, бегут ли мурашки от его низкого, но звонкого голоса или от его последней фразы, прозвучавшей столь двусмысленно будоражаще…