— Я же тебе говорил, Паша… Ты должен сегодня добраться домой. Скажу больше — ты позвонишь мне, когда окажешься дома. Или я позвоню. Только тогда сон мой будет спокоен, здоров и целебен. Да! — воскликнул он, поднимаясь. — А это гостинец на добрую память о нашем прекрасном вечере. — В руке Халандовского словно сама по себе возникла плоская бутылка «Смирновской» водки. Но вдруг, как-то неловко пошатнувшись, он выронил ее на паркет. Пафнутьев в ужасе закрыл лицо руками, Фырнин вскрикнул как от боли. Но когда прошла секунда, вторая и не раздалось звона разбитого стекла, они опасливо посмотрели на пол и увидели бутылку, которая лежала как ни в чем не бывало и даже, казалось, усмехалась над ними — точно так же, как усмехался счастливый Халандовский. — Что, Паша, напугался? Это шутка, пьяная шутка, может быть, не очень хорошая, но если расстаемся с улыбкой на устах — это прекрасно! Понимаете, ребята, поганые буржуи выпускают водку в мягких бутылках. С виду не скажешь, а когда она падает, то может только подпрыгнуть… Во живут, а?! Потрясающе! — И он вручил по бутылке Пафнутьеву и Фырнину.
— Спасибо, Аркаша. Это царский подарок. Я надеюсь пригласить тебя на эту бутылочку, когда все закончится…
— О, тогда мы ее никогда не выпьем.
— Почему?
— Потому что все никогда не кончится.
— Разберемся, — повторил Пафнутьев. — Спасибо, Аркаша, за ужин, все было прекрасно. Если еще твой человек развезет нас по домам, можно считать, что жизнь удалась.
— Ну что ж, до скорой встречи, Паша.
— Снимками не поделишься? — спросил Фырнин.
— Знаешь, Валя, чего я боюсь… Пропадут они у тебя. Исчезнут. Ты и знать не будешь, кто взял, когда, куда пошли… Паша, у тебя такого не бывает?
— Да как сказать, — смутился Пафнутьев.
— Вот и я о том же. Ребята, когда эти снимки понадобятся жестко и срочно… Считайте, что они у вас уже в кармане. Отдам. Я ведь тоже дома их не держу.
— На войне как на войне, — усмехнулся Пафнутьев.
— Да, Паша, да… Я рад, что «Смирновская» не сбила тебя с толку… Провожать не пойду, мне нельзя. Смотри, — он подвел Пафнутьева к окну, — видишь просвет в кустах? Вы выходите по этой тропинке, и ровно через минуту останавливается машина. «Девятка». Верный человек довезет вас куда надо, поможет подняться на этаж, открыть дверь и уйдет, закрыв ее…
— Неужели мы выглядим настолько пьяными?
— Мне неважно, как вы выглядите, что при этом чувствуете и что думаете… Я хочу спокойно спать. А для этого должен знать, что вы дома и у вас все в порядке. Не о вас пекусь, о себе. И машину вызвал, беспокоясь о собственном самочувствии. Это чтоб вы не заблуждались. Видите, как я себя люблю, на какие жертвы иду, чтобы обеспечить себе спокойный сон. Пока, Паша. До встречи, Валя, — Халандовский проводил взглядом Фырнина, не совсем твердо отправившегося в туалет, и наклонился к Пафнутьеву. — И еще, Паша… В машине на заднем сиденье увидишь пакет… Это тебе. Не забудь его, когда будешь выходить. Впрочем, Толик напомнит.
— Что там? — отшатнулся Пафнутьев.
— Костюм. Ведь ты просил костюм? О, Паша! — Халандовский закатил глаза. — Благородный серый цвет, покрой, отделка, пуговицы… Бельгия, Паша! Там же в пакете — рубашка и галстук.
— Аркаша… Пакет останется в машине, — твердо сказал Пафнутьев. — Хочу, но не могу. Боюсь тебя потерять.
— А ты не бойся… Там же, в кармане, найдешь счет. По этому счету и оплатишь. В центральном универмаге. В городе три таких костюма, береги его. А галстук — с нашим знаменем цвета одного.
— Аркаша! — Растроганный Пафнутьев разлил по стопкам оставшуюся в бутылке водку. — За тебя, Аркаша! За хозяина! — повторил он, увидев в дверях Фырнина. — Давай, Валя, за хозяина надо пригубить!
Халандовский подошел к окну, подождал, пока появятся внизу его захмелевшие гости. Те оглянулись, помахали руками. А едва вышли на дорогу, возле них остановилась машина. Девятая модель «Жигулей» — как и обещал Халандовский.
Лариса услышала настойчивый звонок в дверь, когда была в ванной. Она закрутила краны, прислушалась — так и есть, в дверь кто-то звонил. Так можно было звонить, лишь наверняка зная, что хозяйка дома. Оставляя на полу мокрые следы, она подошла к двери и глянула в «глазок». На площадке стоял генерал Колов в полной парадной форме. Впрочем, возможно, это была и не парадная форма, но погоны, звезды, разноцветные колодки, строгий вид самого генерала создавали впечатление торжественности.
— Надо же, — пробормотала Лариса. — Только генерала здесь и не хватало… — Окинув себя взглядом — она была не только голая, но и мокрая, — чуть поправив полотенце на плече, открыла дверь, прекрасно зная, какое впечатление произведет ее вид на Колова. И не ошиблась. Тот отпрянул, оглянулся в беспомощности — за его спиной стояли двое молодых ребят в форме.
— Здравствуйте, — сказал Колов, и это было единственное, что он мог произнести.
— А, Гена, — улыбнулась Лариса. — Наконец-то… А я уж заждалась… Это с тобой? Входите, ребята, хотя в этом доме моему Генуле ничего не угрожает. Во всяком случае, для жизни, — да, Гена?