Банда

— Ребята! — тихо позвал Колов в наступившей тишине. — Тут вот что у нас получилось. — Он помялся, оглянувшись на Ларису. И в тот момент, когда Колов снова обернулся к сотрудникам, чтобы закончить приказание, она схватила со столика тяжелый керамический светильник и изо всей силы запустила в окно. Легкая гардинная ткань не смягчила удар, и большое двойное стекло с оглушительным звоном вывалилось наружу. Воспользовавшись замешательством гостей, Лариса вслед за светильником швырнула телефон, а потом и сама, высунувшись из окна, закричала что-то истошно и тонко. Колов вскочил, схватил ее поперек туловища, оттащил от окна, бросил в прихожую, но больше сделать ничего не успел. За окном раздались обеспокоенные голоса, кто-то попытался заглянуть в квартиру.

— Уходим, — сказал Колов и первым вышел на площадку. Вслед за ним быстро и неслышно вышли его сотрудники. Раздался щелчок замка, и Лариса поняла, что она в квартире одна.

— На этот раз пронесло, — проговорила она, даже не пытаясь подняться. — И то ладно.

— Эй, хозяйка! Живая? — В разбитое окно заглядывал, тараща глаза, какой-то парень. Лариса узнала его, он жил в соседнем доме.

— Вроде живая. — Она поднялась, поправила волосы, попыталась улыбнуться.

— А что случилось-то?

— Попытка ограбления.

— А грабители?

— Сбежали. Так драпанули, что… В дверь сбежали…

— Ну, ты молодец. — Он одобрительно покрутил головой. — Сообразила.

— Тут сообразишь… Если жить захочешь… — Лариса взяла из рук парня телефон, подняла трубку к уху. — Надо же, работает.

— Значит, жизнь продолжается, — сосед подмигнул ей. — Может, в милицию сходить? Тут недалеко, а?

— Да нет, не стоит. Я позвоню им… спасибо. — Лариса втянула в комнату гардину, расправила ее и снова упала в кровать.

* * *

…Едва проснувшись, Пафнутьев настороженно прислушался к себе — как голова после вчерашней зверской пьянки? Что делать, что делать, обреченно подумал он. В таком положении оказываемся все мы время от времени. Когда каждая бутылка водки достается лишь героическими усилиями, когда любая закуска вызывает радостно-недоверчивое оживление, стоит ли удивляться, что, увидев на столе и то и другое, люди теряют бдительность и отдаются застолью легко и безоглядно. Но Пафнутьев зря опасался головной боли и подавленности — он чувствовал себя прекрасно. Конечно, в теле ощущалась алкогольная усталость, он искренне и убежденно корил себя за слабодушие, но крепкий чай сделал свое дело, и он вышел из дому почти в боевом состоянии духа. О вчерашней пьянке вспоминал без прежнего гнева, вспоминал, изумляясь своему безрассудству, как после ночи, проведенной с женщиной хоть и порочной, но красивой и дерзкой.

Придя в свой кабинетик, не глядя, поддал ногой торчащее из-под стола лошадиное копыто, затолкал за шкаф сплющенное, сдавленное в аварии ведро, а высохшую человеческую руку сунул в ящик стола Дубовику, причем, негодник, так рассчитал, чтобы ящик оказался на упоре, и когда Дубовик потеряет терпение и откроет его с силой, рука вывалится наружу, и неизвестно еще — хватит ли следователя по физиономии или свалится ему на колени.

Прежде всего он набрал номер Халандовского.

— Привет, собутыльник, — сказал Пафнутьев. — Жив?

— Еще не знаю… Дай сообразить.

— Послушай, Аркаша, чем ты объясняешь этот безудержный загул?

— Сложностью обстановки в обществе. И больше ничем.

— Значит, наша с тобой личная испорченность здесь ни при чем?

— Мы вели себя достойно. Разве мы сказали друг другу грубые слова? Разве вы пренебрегли моим угощением? Разве я пренебрег вашим обществом? Если бы, Паша, все пили так, как пили вчера мы, в обществе давно бы забыли, что такое преступность.

— Спасибо, Аркаша, если бы ты знал, как мне нужно твое сегодняшнее утешение!

— И твой звонок, Паша, меня тоже порадовал. Как ты вообще?

— Уже лучше.

— Загляни днем, поправим здоровье, а?

— С удовольствием, Аркаша… Если получится. Позвоню.

— Как костюм?

— Я себя не узнал! Я неотразим, Аркаша! Этот костюм меня толкает к жизни ночной, распутной и безнравственной.

— Все помнишь, что я говорил?

— Главное помню.

— Главное — это ты, Паша. Береги себя. Мне будет жаль потерять собутыльника.

— Буду стараться. — И Пафнутьев положил трубку.

Подняв глаза, он увидел сидящих перед ним двух оперативников. Они смотрели на него с легким укором, но в их позах ему привиделась и некоторая готовность действовать. Подперев щеки кулаками, Пафнутьев некоторое время молча разглядывал их, прикидывая, какое бы им задание дать, и все никак не мог придумать, поскольку картина преступления была ему ясна, участники известны и теперь наступала весьма щекотливая часть расследования, когда важно было определить, кого брать в первую очередь, с кем повременить, куда нанести очередной удар.

— Какие новости из управления общественного питания? — спросил Пафнутьев. — Там были ревизии, разоблачения?

— Ничего серьезного… Небольшие обвесы…

— Это как понимать — небольшие?

— Ну… Вместо пятисот граммов отвешивали четыреста… Но это по отдельным магазинам, отдельные продавцы… В масштабе управления — полный порядок.

— Почему вы решили, что в управлении полный порядок?