Банда гиньолей

Принял за похвалу… Вы, мол, в полном блеске этим вечером… Совершенно счастливый, он без задержки сделал заказ, нарочито громким дребезжащим голосом… чтобы слышно было за всеми столиками… А я все принюхиваюсь, принюхиваюсь… Так и бьет в нос тянущая снизу вонь… Дышать нечем!

— Сороконожка! Сороконожка!

Напрягаюсь, чтобы дошло до этой падали. Напрасный труд! Мысли его занятны другим… Хрустит во всеуслышание… Его не собьешь! Прохаживается насчет кино, модных фильмов… Обо всем судит самоуверенно… Он привлекает внимание… к нему обращаются взоры… Какой ужас, на нас смотрят! Все посетители замерли, подняв вилки… Он так разгорячился, так размахался руками… что может создать помехи обслуживанию клиентов… И вдобавок, у него посвечивает в глубине глаз… Это производит сильное впечатление… Свою тираду о модных киноактерах он завершает так:

— Все они призраки! Хи, хи, хи!.. Призраки!

Ему кажется, что это верх остроумия… Хочет, чтобы все похихикали: «хи, хи, хи!»… Правда, присутствующие несколько ошарашены… Откуда выискался эдакий чудак! Все обратились в слух, даже есть перестали… а он просто голову потерял от такого успеха — ликует, сияет наш феномен! Как отвратительно он блеет, возится, клацает костьми! А какое зловоние в зале!.. А уж самоуверенности! Битком набит сведениями, так и сыплется из него… Кладезь неисчерпаемый! Публика ошеломлена, а он травит густо наперченные анекдоты… Срамник, поганец! Про всех самых ярких звезд, на английском, на французском… Интернационал!.. Про Макса Линдера, Пирла Уайта, Жюдекса, Сюзанну Гранде… Умеет разжечь любопытство слушателей… И про самые прославленные театры! Про актеров, тонких искусников слова… О Бэзиле Халлейне, об Этель… Особенно обильную пищу его красноречию доставляет любимец «Стрэнд ревю» Бэзил, очаровательно шепелявящий Бэзил… Он исполняет все его припевки, проблеивает — как же иначе? — и даже прошепелявливает.

It's Gilbert the filbert! The Prince's of the nuts!

На диво точное подражание… Пусть все подтягивают! Отбивает такт ножом. Затем принимается за Этель, обладательницу мужского голоса… Забавно у него выходит… Он старается вовсю… Этель Леви из оперетты…

Watch your step, watch your step! She is an adventure!

За столиками подхватывают, невнятно подпевают… Это злит его — к черту! Т-с-с! Довольно! Пусть все замолчат! Тишина! Он имеет сказать нечто важное… Доверительно… Нет, вам обоим, Вирджиния! Просит нас наклониться к нему поближе… Фу, опять эта мерзость! Ему угодно, чтобы мы наклонились к самому его рту…

— Слушай, слушай! — начинает он. — Глория Дей, верно? Ведь точно Глория Дей? Но тут же спохватывается: — Нет, не она! Нет, нет! Конечно, нет, проклятье!

Дать такого маху! Он колотит себя по темени черенком ножа, как я колотил по кроватной перекладине. Голова его отзывается гулким звуком. Таким образом он наводит в ней порядок, прерывает поток красноречия неожиданными откровениями.

— Габи Деслис, дамы и господа! Имя этой женщины — Габи Деслис!

Он обращается ко всем, сидящим в ресторане.

— Внимание! Объявляю вам, что эта танцовщица Гарри Пилсера, эта очаровательная душечка — умерла! Почила в бозе нынче утром! Хи, хи, хи! Все слышат меня? Я лично видел ее кончину…

Присутствующие ошеломленно переглядываются… никак не уразумеют, какое отношение это имеет к закускам.

— Да, да! — напирает он, смешливо фыркая. — Призраки! Верно, Фердинанд? Не более чем призраки, Фердинанд!

Обращается ко мне по имени при людях, призывает в свидетели… Дружка его… его… Не могу его оттолкнуть — еще обидится, а то и разъярится… жуткое зрелище… Смех у него замогильный, это уж точно… Габи Деслис была видной фигурой — эти никак не могли прийти в себя от неожиданного известия…

— Призраки, призраки! — все твердил он… ему нравилось повергать их в смятение… запутывать так, чтобы перестали соображать, что божий дар, а что яичница.

— Ведь верно, Фердинанд, верно? Всего лишь призраки! Главное, не прекословить ему!

— Разумеется, Сороконожка, разумеется! Вы чертовски правы!

Надо бы переменить тему…

— Суп! — возвещаю я. — Подавайте суп!

Мужественный поступок — не до супа мне!

— Ах, да! Конечно, конечно!

Проклятая рассеянность!.. Вспомнил… Вновь с силой стучит себя по черепу, чтобы срочно переключиться.

— Гарсон! Oberst! Waiter! Халдей! Kellner schnell, schnell! Сзывает на всех языках, чтобы все разом явились… Какой хохмач! Сколько молодости!

— Подайте нам прежде курицу, отменную курицу под сметаной! Главное, не забудьте сметану!

Бросает мне плутовской взгляд.

— Эта сметана — просто объедение! Убедитесь сами, друзья мои! Язык проглотишь! Все еще не насытились, дорогуша? А вы, дружище?

— Да так себе… — отвечаю ему.

— Может быть, крабов?.. Икры?.. Кнелей?.. Выбирай, чего пожелаешь.

Добивается, чтобы меня замутило до одурения — уж он-то знает, как на меня действуют его запашки… Снова начинает действовать мне на нервы…

— Вы очень богаты, господин Сороконожка? — спрашиваю у него громким голосом.

— Богат… Богат? Как сказать… Дело случая… Действительно, я пускаю в обращение денежные знаки… Наследую, трачу… Каждый день наследую, не так ли? Вы понимаете?