Банда гиньолей

Снова со своей усмешечкой… Неисправим! Надо встряхнуться, напиться допьяна! Напитков сюда, вина! Главное, баньюла! Малышке нужно утопить горе… Он должен исправить свою оплошность… Он наливает ей… Наливаем себе… Она наливает нам… Пошли все более красные и красные вина… Он заявил, что за ценою не постоит… Малышка говорит, говорит без остановки — совсем опьянела!.. Трещит… Быстро же ее развезло… Всего две рюмки шабли — и болтает, болтает… Еще две порции муската — и из нее посыпалось, как из порванного мешка. Чего только она ему не порассказала! Все наши планы, все наши тайны — без задержки… Я моргнуть не успел… Что мы собираемся в Америку… О дорожных расходах… О картах… О том, что у нас будут фальшивые паспорта… Ничего не утаила… Вот порадовала его!.. Что я больше не буду зваться Фердинандом… Ни дать, ни взять полицейское донесение… Загулявшая плутовка!.. Толкаю ее коленом — никакого впечатления… Та-та-та!.. Приспичило ей покрасоваться, и вот такая вышла несусветная чудь… Вдобавок ко всему подавай ей еще театральности… чтобы все слушали… В точности, как эта вонючка… Убить бы их обоих!.. Со сцены в зал… По-английски, по-французски… Наш скоромох только того и ждал… Вот уж повезло!.. Полный восторг! Начинает набирать потерянные очки.

— Только этого я и ждал! Только этого и ждал! — скрежещет он на весь зал. Прекрасно, Фердинанд, прекрасно!

Одобряет целиком и полностью… Публика тоже любопытствует, ее занимает наш разговор… А эту осатанелую девчонку уже ничто не заставит замолчать!.. Какую ахинею она несет!.. Поистине, мы произвели здесь сенсацию, не скоро нас забудут… Это было бы в известном смысле забавно, когда бы не этот гнилостный дух… Но, по видимости, это никого не смущает. Одному мне не по себе… Посетители болтают, прыскают со смеху, бросают нам грубоватые шутки… С аппетитом у них полный порядок. Одного меня мутило… Сороконожка на меня не сердится, а ведь я только что утер ему нос… Снова закадычные друзья…

— Чертушка Фердинанд! — вскрикивает он… и бух со всего маху по плечу! Ну и рука у него!.. Покрепче моей… Вот уж точно — костяная… Так больно, что хоть криком кричи, но я терплю… Он поднимает бокал за наше здоровье:

— To the young couple! Hip, hip! За юную чету! Гип, гип! — призывает он публику — она вполне созрела.

— Гип, гип, ура! — дружно раздается в ответ.

Вновь навалились на еду, зажевали… Наш выпивоха меняет обличье… Я имею в виду вспышки света: они пропали… Есть один вопрос! Он колотит себя по черепу. Костяная коробка гудит, точно колокол.

— А ваш дядя поставлен в известность?

Вот что неожиданно обеспокоило его… Но откуда ему известно о дяде? Он никогда не видел его… А малышке и горя мало: развлекается, швыряя во все стороны хлебные катышки… Совсем распустилась… вино действует, хмель…

— Uncle… Uncle! Не don't care! Ему безразлично!

И подливает себе игристого, сама себя обслуживает.

— Вам понадобится много стерлингов! Возвращается к этой теме: видно, не дает она ему покоя.

— Hoards of money! Hoards of money!

На сей раз он скрежещет столь пронзительно, столь визгливо, что зал замирает…

— Я волнуюсь за вас! — верещит он. — Волнуюсь за вас обоих!

И ну стучать, скрипеть, клацать… никогда еще не поднимал такого шума… загремел всеми своими костями… Грохот такой, точно трясут ящик, куда наложили деревяшек… И в то же время забавно… рядом хохочут…

— В голове не укладывается, что вы уезжаете, дети мои!

Все о нас стенает.

Сидящие в зале стенают вместе с ним, вторят его ноющим причитаниям… Вздыхает он — вздыхают они…

— Тихий океан далеко, далеко! С ума можно сойти! Никак не меньше пятисот фунтов, милые мои! Дорога! Пароходы! А жратва!

Что он несет!.. Я не допущу этого! Обрываю его:

— Все же дешевле, чем до Тибета!

Нечего морочить мне голову! У меня все рассчитано! Тибет! Что тут поднялось! Он как подскочит, как завопит!

— Тибет! — визжит он. — Тибет! Вы только послушайте! Все в нем ходит ходуном… он взбрыкивает… трясется, суставы хрустят, голова мотается… При каждом вопле он подскакивает на добрый метр… Ужасающая картина страдания!.. А что такое я сказал? Тибет!

Тут он набрасывается на меня, начинает щипать, теребить. Находит, что я бесподобный балагур!.. Отмочить такое!.. Мы должны реветь от смеха хором, во всю глотку! Чтобы все попадали с мест!.. Ох, уж этот зубоскал! Он молотит меня по ляжкам так, что кости трещат. Руки у него, что твои дубины: лупит с такой силой, что мне уже не встать с места… Перебирая руками, отсаживаюсь от него подальше, на другой стул. А он заливается пуще прежнего… Какой же мерзостью от него разит, когда он вот так дергается, вертится! Отвратительная вонь!.. Он с маху шлепает меня по спине… Для смеха! Я без задержки отвешиваю ему плюху. Он заносит руку для удара, прореха под мышкой расходится… Дыра, мясо, клочья гнили… На волоконца разлезается… Ясно видно… А вон и ребра…

— Ты у меня сейчас попляшешь, падаль! — говорю ему. — Уж я тебя отхожу, тухлятина! Мне плевать на скандал!.. Ты понял?