— Молчать!!! — заорал, перебив его, Чекист и с размаху ударил ногой в голову. Тот снова упал и больше уже не шевелился.
— Ещё дар на этого мудака не тратил… — презрительно бросил он напоследок.
— А ведь, похоже, того он, — вдруг заметил Джуро, присев рядом с телом на корточки.
— — И что теперь с ним делать-то будешь? — я тоже присел на корточки, откинув со сла вспотевшие от беготни угольно-чёрные волосы, и поднял взгляд на Чекиста. — Надо было развоплощать-то СРАЗУ, а теперь…
— Момент, — вдруг осенило Джуро. И он выстрелил уже покойному (слава Богу) извращенцу прямо в лоб.
Затем он выудил из кармана стиранного небось в последний раз ещё при первопоселенцах пиджака огрызок химического карандаша. Бумага нашлась в кармане у убитого доблестные сотрудники правоохранительных органов (ладно, один бывший, но какая разница) написали на ней: «Я совращал советских школьниц. Не могу больше с этим жить». И вложили в руку сотворённый Джуро пистолет, с которого Чекист предварительно стёр носовым платком отпечатки пальцев.
— Теперь уходим, — поторопил нас Джуро. — Пока нас тут, чего доброго, не застукали.
Я с трудом удержался, чтобы не плюнуть на тело. Попался бы ты мне на войне, сволочь… Там как раз среди всяких полицаев таких хватило…
— Пошли, — кивнул я. — Как раз одно подходящее место по дороге видел, когда мы за этим хреном бежали…
— А это ты чего такое с пистолетом сделал? — вдруг отвлёк нас от разговора неожиданным вопросом Ванька. И Чекист резко обернулся.
— Так, всё понятно, — с досадой на непредвиденную задержку произнёс он. — Значит, придётся инициировать. Вот очень ты вовремя…
— А это что значит? — всё так же удивлённо продолжал Митин. Но Чекист вместо ответа только рукой махнул.
— Увидишь, узнаешь, — коротко ответил он, явно не желая пока вдаваться в подробности. — Пошли.
— Эй, а я-то с вами? — перебил Джуро, вопросительно глядя на меня.
— С нами, конечно, — поспешил ответить я, опередив Чекиста. И мы, все четверо, отправились в соседний двор. Забрались в беседку и расселись по лавочкам.
— Для начала познакомимся, — протянул руку Чекист. — Котовский Алексей Иванович, он же Чекист.
— «Котовский»?! — изумился Ванька, недоверчиво глядя на моего недруга. — — Уж не родственник ли?!
— Брат, — коротко ответил Чекист, вновь явно не желая вдаваться в подробности.
— Это как же?! —продолжал непонимающе таращиться Митин. — Он ведь когда ещё родился-то!
— Это я тебе потом объясню, — отмахнулся Чекист. И Ваньке пришлось пока довольствоваться этим.
— Джуро Семён Алексеевич, — представился следующий из нас. — До получения человеческих документов именовался просто «Джуро».
— Барский Лев Израилевич, — дошла очередь и до меня. И тут я к своему неудовольствию увидел, как вытянулось лицо Митина.
Эх, вот хотел ведь материнской фамилией представиться, — «Атаманов», — так нет же, захотелось как в документах…
— А ты что, жид? — с подозрением посмотрел на меня новый знакомец.
«Цыган я!» — чуть было не заорал я в ответ, но всё-таки сдержался.
— Контра он, — влез непрошеный Чекист, не успел я и рта раскрыть. — До революции царским офицером же был, сволочь! Расстреляли бы мы его уже десять раз за всю контру, да не подрасстрельны скреннеры-то, видишь!
— Кто не подрасстрелен? — удивился парень. Но Чекист только отмахнулся — потом, мол.
— А вы что, мало расстреливали, хочешь сказать?! — мигом ощетинился я. — В тридцать седьмом вон том же, хотя бы?
— Значит, мало, — огрызнулся мой враг и от его взгляда повеяло ледяным холодом. — ТЫ же вот до сих пор на свободе! Хотя я бы с радостью всех вас пересажал и тебя в первую очередь!
— Ну, я вообще-то после войны чист, так что держи карман шире, — коротко бросил я в ответ.
— Вот я и говорю, больно хорошо вы, урки, устроились! Чистенькие, видишь, все теперь! А ты ещё потом про «родину» что-то рассказываешь, будто я не знаю, что ты на войну как раз за очищением и ходил!
Эх ты, скотина… Да для меня Родина дороже, чем для джуров — родительские амулеты, а ты…
— И не стыдно тебе мне, бывшему царскому офицеру, такое говорить? — с ненавистью процедил я, поднимаясь с лавки.
— Не стыдно, — с таким холодом в голосе, которого я и на Колыме зимой не видел, ответил он. — Ибо я ещё до такого не дошёл, чтобы какого-то офицерья, позора нашей истории, стыдиться!
— Так, всё, всё! — влез между нами Джуро и кивнул на парня. — Ну не при нём же!
— А тебе самого-то как хоть зовут, кстати? — наконец вспомнил про «него» Чекист.
— Ванька Митин, — представился комсомолец. — А почему у вас имена-то такие? Вы вообще кто?
— Другие, — отчеканил мой враг. — И ты тоже. От людей отличаемся долгой жизнью и наличием особого дара у каждого.
— Колдуны, что ли? — переспросил Ванька и я облегчённо выдохнул.
Ну, спасибо, хоть так. А не как в тот раз, когда мы с Джуро вот так же пытались простого работягу инициировать, но ушли не солоно хлебавши. Так и не смог он понять, как это — на Земле есть ещё кто-то, кроме людей, и как вообще можно быть не человеком, а кем-то другим. А про колдунов сказать никто из нас тогда не додумался…
— А что вы можете? — продолжал он.