Банда Ивана Митина

— Подожди, Вань, — остановил я его, подняв руку. — Давай вот только без этих слов, если уж ко мне за помощью пришёл, хорошо?

А вот насчёт «зачем» — это, конечно, хороший вопрос… Почему именно Задохин-то, если они с Сашкой этим знакомы даже не были, спрашивается, а?! Не понимаю, вот хоть убейте!

Или тому, кто собирался Ванькиного друга подвести под монастырь, всё равно было, кого убивать, лишь бы оклеветать его? Но какой смысл тогда вообще во всём этом? Ведь русским языком же Митин сказал — НЕ БЫЛО у Самарина никаких врагов и точка! И я чувствовал, что он не врал!

Да-а, будь я проклят, если хоть что-то во всей этой истории понимаю…

А Митин тем временем снова поднял голову и пристально взглянул сбоку на меня:

— Так ЧТО мне делать-то, товарищ бывший офицер? Если вы настолько старше меня, то, может, что подскажете?

— Вань, вот только давай без издёвок, а? — взмолился в ответ я. — Не больше твоего что-либо понимаю, вообще-то, или знаю, что делать!

Да, к сожалению, пока я мог только посочувствовать этому его Самарину. Ибо сидеть ни за что — не самое приятное из удовольствий социалистического режима, на своей шкуре испытал, когда загремел по пятьдесят восьмой…

Но Каратов-то, зараза!.. Да-а, вот от кого-кого, а от него я точно такого не ожидал! А ведь ещё всегда был уверен, что хоть он-то не такой, как другие менты! Ага, как же, разохотился…

— И ещё какая зараза, — гневно подхватил Ванька, когда я озвучил свои последние мысли вслух. — Вон, я слышал, они между собой разговаривали, амулет этого твоего Джуро там, на месте убийства, нашли. Но никто же почему-то его не подозревает!

— ЧТО?! — чуть не на весь дом заорал я, аж подскочив от неожиданности…

******

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

« — За это враз поставят к стенке, — думал Лёвка…»

(Борис Драгилёв, «Уголовка»)

Да-а, никогда я так быстро раньше в милицию-то не бегал! И расскажи кто, что побегу, первый не поверил бы!

Да я вообще никогда раньше в неё не бегал, на самом-то деле. Вот от неё — да, приходилось и не раз. Но чтобы самому…

На крыльце отделения стоял Каратов, курил и возмущённо рассказывал кому-то что-то в часы:

— Да! Да, допросил я этот твой труп! Представляешь, сам он её напоил, специально, чтобы в психушку упрятали! Жилплощадь ему нужна была, видишь, а убивать не хотелось! Да, вот куда катимся-то вообще, если хуже людей дела вытворять уже стали?!

Но про людей я уже не слушал, ибо от услышанного резко остановился. А что, если…

Да нет, бред какой-то. ЗАЧЕМ кому-то могло вообще понадобиться специально спаивать Ванькиного друга?

Чтобы обвинить его вот в этом самом убийстве по пьяной лавочке, которого он не совершал? А смысл?

С другой стороны, если не специально, то как? Ведь не сам же он напился, в конце-то концов?

Но тут ко мне подошёл Каратов, выключив часы. И размышления пришлось отложить до другого раза.

— Здравствуй, Лев, — кивнул он мне. — Смотрю, ты уже сам к нам в милицию, добровольно, приходишь?

— Джуро у вас? — с ходу спросил я, не принимая его шутливого тона. Да и не до шуток мне вообще-то было, если честно.

— У нас, — Каратов кивнул, тут же тоже став серьёзным. — Но, если ты хочешь его увидеть, то не положено.

— НЕ ПОЛОЖЕНО упыриных дружков спасать, — холодно бросил в ответ я. — А я тогда же тебя спас, когда русские Гришку Отрепьева разбили. Соврал, что никаких общих дел у тебя с кровососами никогда не было.

— А Я пошёл на подлог в тридцать пятом, когда вместо твоей банды другую совсем арестовали, — зыркнул на меня в ответ наянскими мерцающими глазами Карат.

— А Я твою дочь когда-то от изнасилования спас, — всё так же холодно продолжал я. — Ну что, будем меряться, кто кому больше хорошего за четыреста лет сделал? Или всё-таки пропустишь ГЕРОЯ ВОЙНЫ?

Последние два слова я произнёс специально заглавными буквами, чтобы Каратов не переживал, что впускает уголовника. А героя Войны — это же можно, почему нет?

— Слушай, — обратился я к нему, когда мы вошли, вспомнив ещё кое-что, — по поводу банд. А почему ты при этих Катьке с Машкой-то стал тогда трепаться про нашё банду? Если вы изображаете, будто в Советской стране всё хорошо и никакой преступности нет?

— «Зачем»… — Каратов задумался и огляделся по сторонам, будто желая убедиться, что нас никто не подслушивает. — Затем, что устал я, Лев! Врать устал! И их тоже жалко стало, они же были уверены, что в сказке какой живут! А на самом деле нашей советской жизни до сказки ещё ой как далеко, сам же видишь!

Ой, прямо Америку открыл, можно подумать… Да КТО вообще в Великом Прекрасном Совке-то не врёт, покажите мне!

Чекист вон врёт, будто в Советской стране ни за что не сажают, в докладах врут, что преступность в стране уже побеждена (вот сам бы не услышал, не поверил), даже что в Ленинграде якобы никто не голодает, и тут соврать сподобились… Так что добро пожаловать в реальность, господин Каратов! Или теперь уже «товарищ»?

Но вслух я, конечно, ничего этого не сказал. Ибо раньше за подобные мысли живо могли к стенке поставить, да и сейчас небось по голове не погладят небось…