Мы делали все, чтобы достичь поставленной цели и уже довольно долго вели непривычную, полную волнений жизнь. Мы кружили вокруг Ружмона, но не осмеливались подходить слишком близко. Я тщетно ломал голову, но не мог придумать другой способ проникнуть в замок, кроме штурма, и вдруг меня словно озарило.
Когда-то в библиотеке Жуи я наткнулся на рукописи о замках Тресонвиль и Ружмон. Это были истории их владельцев, мемуары и карты. Среди прочих любопытных сведений мне попался план подземелья, вырытого еще во времена религиозных войн и соединявшего оба замка. Оба входа были тщательно замаскированы, и попасть внутрь можно было, только зная секрет дверного механизма, подробное и четкое описание которого прилагалось. Это имело отношение к Ружмону, поэтому я запомнил все слово в слово и теперь решил проверить, существует ли подземный ход на самом деле. Однажды вечером мы отправились на разведку в Тресонвильский лес. Освещая путь, мы спускались по подземному ходу, уходившему все дальше в темноту. Внутри оказалось сухо, не видно было ни осыпей, ни трещин на стенах. Понадобилось больше получаса, чтобы добраться до другого выхода. Мы оказались перед огромной каменной плитой, которую не смогли бы сдвинуть и двадцать человек. Однако достаточно было слегка нажать на пружину, чтобы плита отодвинулась, открыв лестницу. Поднявшись по ней, мы попали в подвал замка Ружмон, где хранились вина. Наконец мы оказались там, куда так стремились. Я не в силах передать свои чувства, когда вновь увидел опустелый двор, заколоченные ставни, холодные стены. Все вокруг говорило о вашем отсутствии.
— О Жан, а я страдала по другую сторону Рейна, в ссылке, среди равнодушных, чужих людей… Но зачем вспоминать об этом сейчас, когда все позади и мы так счастливы!
— Милая Валентина, я готов благословлять невзгоды, благодаря которым сильнее почувствовал счастье. О подземном ходе знали только мы, и я понял, что должен стать стражем Ружмона и охранять его до вашего возвращения.
Замок должны были конфисковать по революционному декрету, но я знал, что достаточно силен, чтобы дать отпор любому и помешать чужакам завладеть Ружмоном. Это стало единственным утешением в нашем полуподпольном существовании. Превратившись в призраков, беспокойных и ужасных выходцев с того света, мы поднимали в замке адский грохот. Люди осмеливались проходить мимо не иначе как осеняя себя крестным знамением. Однажды у нас целую неделю просидел в плену один бесстрашный атеист. Он поседел от ужаса и навсегда отказался от притязаний на замок.
Мы окончательно перебрались в подземелье и превратили его в надежное убежище. Теперь вы понимаете, каким образом «неизвестному другу» удавалось всегда появляться в нужное время, постоянно охранять вас и даже вступить с вами в переписку.
— Жан, почему вы не открылись мне! — с нежным упреком прервала его Валентина. — Одного слова хватило бы, чтобы прекратить ужасные муки неизвестности…
— Любимая, я не мог этого сделать. Забывшись, вы могли выдать нас словом или жестом. Ваша роль в случившейся трагедии была ужасной, но необходимо было доиграть ее до конца, иначе все пропало бы. Противник был силен, только вы могли противостоять ему и помочь нам одержать победу. Мы должны были открыть правду вашей матери, разоблачить Фэнфэна, оправдаться в глазах судьи!
— Это правда, мой друг, истинная правда! Но должна сказать, что вы заблуждаетесь, если полагаете, что женское чутье не подсказало мне, что рядом друг! Боже, я так боялась до самой последней минуты! Ах, Жан, так вы знали все, даже ужасные тайны разбойничьей шайки!
— Да, Валентина. Я был потрясен, когда впервые увидел вблизи этого человека, воплощавшего само зло. Сходство между нами было поразительным, и мне вдруг вспомнились слова, которые я слышал в далеком детстве. Теперь я понял их. Отец говорил со старым верным слугой о каком-то ребенке и отправлял деньги на его воспитание. Меня всегда удивляло, почему я запомнил название деревни в Анжу и имя ребенка. Может быть, на меня произвел впечатление таинственный вид отца.